Новые хозяева бывшей Российской Империи все держали под контролем. Теплые воспоминания отца Алексия о Царской Семье противоречили их лживой пропаганде и идеологическим установкам. В январе 1950 года отца Алексия арестовали за антисоветскую агитацию и за призыв верующих молиться за невинно убиенных… Божий пастырь на шестьдесят восьмом году жизни смиренно принял это тяжелейшее испытание. Его предсказывал старец Серафим, предчувствовал это испытание и сам отец Алексий. Незадолго до ареста он подарил Наталье Федоровне Библию, Евангелие и свою фотографию с надписью. На последнем свидании с сыном, перед отправкой в Озерлаг, батюшка кротко сказал: «Буди воля Божия».
Все годы, пока отец Алексий находился в заключении, Наталья Федоровна непрестанно молилась о его спасении и скором возвращении.
Новым настоятелем храма определили отца Михаила Иванова. Молодой священник оказался человеком не только глубокой искренней веры и любви к Богу, но и блестящим проповедником.
Как-то я спросил Галину: помнит ли она отца Михаила? Она, не задумываясь, ответила:
– Как сейчас вижу и слышу его беседы. Даже мне, маленькой, интересно было. Это было как спектакль. Перед амвоном расставляли лавки, а на амвон ставили аналой и стул. Отец Михаил, хотя и был молодой, но у него сильно болела нога, и стоять подолгу он не мог. Лампады гасились. Белые свечи в большой люстре тоже гасились. Это послушание всегда исполнял звонарь Иван Николаевич, дедушка нынешнего чтеца Льва Николаевича.
По времени проповеди длились долго, но они были настолько яркими, эмоциональными и вдохновенными, что пролетали как мгновение.
Однажды зимою со мной целая история приключилась. Дело было в субботу. Слева, около большой круглой печки, стояла скамеечка. Печка была теплая. Слушала я, слушала отца Михаила, пригрелась и уснула. Просыпаюсь – темно. Тишина. «Ах, проповедь закончилась. Все ушли, а меня закрыли», – тихо сказала я. Но не испугалась.
Поднялась и передвигаюсь мелкими шажками. Расположение я знала очень хорошо. Иду и рассуждаю: «Вот здесь аналой, надо повернуть за угол; тут колонна, а вот здесь подсвечник. Дальше дверь на веранду». Именно на веранду я и стремилась. Открыла дверь, а там такая же непроглядная темень. Добралась до окна и стала звать: «Мама, мама…»
Нигде, никого. За окном также темно. Хотя бы фонарик какой мелькнул. Села на лавку, раздумываю: «Мама увидит, что меня нет, пойдет к соседям. Не найдет, подумает, что я осталась в церкви, и придет с отцом Михаилом». Решила пробираться к входным дверям. Первая была прикрыта, а вторая, конечно, закрыта. Постучала. Опять позвала маму. И вдруг услышала голос отца Михаила:
