Темнело, когда кончился лес и мы вышли на поле. За полем я увидел большую, длинную деревню. Многие окна уже светились, особенно ярко в новом доме на краю. К нему мы и тронулись. Дом был с двумя крыльцами, свежесрубленный, окна без занавесок резали электрическими квадратами голубые снежные сумерки.
— Это что?
— Песково. А это охотбаза. Нет, не сюда.
Анатолий Иванович забрал левее, и тут я заметил наискосок против базы одинокую кривую избенку. Палисадника не было, сарай без дверей, но тропка к порогу протоптана.
— Сперва зайдем к Максимычу, — сказал Анатолий Иванович и толкнул дверь.
В избе было полутемно, в нос шибануло запахом псины, картошки и угара. На столе желтым язычком коптила керосиновая лампа, на кровати на грязном байковом одеяле лежала собачка, щенок гончей, и виляла хвостом. Над кроватью на черной стене висела какая-то черная картина в раме. Собачка залаяла только на Динку, которая прошмыгнула за нами, и тогда с печки сиплый голос спросил:
— Пашка? Ты, что ль?
— Принимай гостей, Максимыч! — сказал Анатолий Иванович улыбаясь. На печке кто-то завозился, показались подшитые валенки, потом смуглое большеносое лицо под пепельно-седой шевелюрой, маленькие светлые глазки моргали, пытались нас разглядеть.
— Не пойму, кого принесло, кочка-мочка. Из области, что ли? — спросил Максимыч, не слезая с печки. — Хватит, нагонялись в прошлый раз, не пойду, шиш вам!
Анатолий Иванович молчал и улыбался. Тогда Максимыч, кряхтя и матюкаясь шепотом, стал сползать на животе с печки. Он подошел к столу, вывернул фитиль, осветил нас и вдруг заорал ликующе:
— Иваныч! Толя? Неуж ты? Кочка-мочка! Я думал, помер ты, окаянный! А?!
Он обошел Анатолия Ивановича кругом, дивясь на него как на чудо, шлепнул его меж лопаток, а тот потряс старика за плечи и тихо засмеялся. Я первый раз услышал, как он смеется.
— Да, вот выбрался, уж не думал, охотника вот привез, показать надо молодым…
— Шиш с им, с охотником, — закричал Максимыч. — Сам-то, сам-то как? Охотников тута навалом, а людей нету, слышь, Иваныч, где оне, люди-то? А?
— А ты как? Марья Гавриловна как?
Старик потупился, ввалились ямы щек, углубились шрамы морщин.
— Маша-то… Ты не знал? Померла. — Он постоял, глядя в пол, потом тряхнул головой, сизые патлы закрыли лоб. Выкрикнул:
— Ша об этом! Понял, Иваныч? Ша! Водки привез?
— Везли да выпили… Ночевали в шалаше. У Глинковской сечи.
— Эна! У Нюрки достанем. Ты, — он обернулся ко мне, — иди на базу, скажи ей, гости у меня. Понял? Бери две. Понял?
