— Что? Н-не знаю, — от неожиданности вопроса ответ запутался у Ринны на языке. — А при чём здесь это, вообще?
— Ты видела её близко? Я только издалека. Она точно красивая?
— Не знаю, — пожала плечами Ринна. — Это важно?
— Думаю, не слишком красивая, если снять с неё шёлковые наряды, — уверенно заявила Клея. — Может, без золота и не нужна никому? Нет, я не то говорю. Может её полюбовно никто не хочет? А она не хочет за золото.
— Вот умница! — раздражённо усмехнулась Ринна, — и как догадалась?
И зачем всем этим людям лезть, куда не просят? И в парадных покоях замков, и даже здесь, в цирке. Рассуждать, осуждать, объяснять, всё понимая лишь с высоты своего разумения. И если дамам из окружения Бьюлы или придворным её величества королевы Савадины действительно нечем заняться, то что за дело до неё маленькой циркачке, которой всё понять ещё сложнее?
— Это матушка моя так говорит! — Клея засмеялась. — Ладно, я пойду, матушка ждёт, — и она убежала.
Из кухни потянуло подгоревшим хлебом — и вкусно, и горько, и ещё это запах досады из-за испорченной выпечки. Хотя, когда хлебная корка просто излишне подрумянивалась, Ринне это нравилось. И да, ведь надо ещё поблагодарить кухарку…
Она обошла дом, отыскала заднюю дверь в кухню, заглянула. Чумазая девчонка в огромном, не по росту, фартуке чистила у входа овощи. И запах горелого явственно говорил о том, что медлить не следует, но девочку, похоже, это не волновало. Позволить хлебу сгореть в печи истинная руатская леди просто не смогла бы — особенно если она на немалую долю воспитана Ноной.
— У тебя горит хлеб! — сообщила она девочке, — вынимай скорее!
Та только хлопала глазами и выглядела дурочкой.
Ринна сама бросилась к печи, открыла заслонку. Это была простая деревенская печь, не такая, как в кухне Ленгарского замка, и хлеб тут пекли без противней, просто на поду печи, подстилая под буханки капустные листья. Лопата нашлась тут же, у печки. Скоро шесть круглых буханок лежали столе, и можно было оценить, что урон не так и велик, с двух срезать пережжённую корку — и ничего. И тут как раз в кухню с причитаниями вбежала полная пожилая женщина в коричневом вдовьем платье, она тащила запечатанную кадушку. Шмякнула её на лавку и всплеснула руками.
— Ой, просила же этих бестолковых! Вот спасибо, дорогуша, помогай вам Пресветлое Пламя!
— И вам, — отозвалась Ринна. — Позволите? — она взяла крайнюю буханку, с удовольствием понюхала.
Нона звала её Ласточкой. Нона была молочной сестрой мамы, с ней и приехала в Ленгар. Отношения с мамой у неё были самые тёплые — не на людях, а между собой. Нона могла бы и более высокое место занять в Ленгаре, по сути любое, но она была потомственной пекаркой и другого места не искала, кроме как на кухне. Зато положение у неё было особое, на которое никто не покушался, и отказа не было ни в чём, и главный повар, большой любитель покричать, с Ноной единственной говорил тихо и уважительно. И молодая леди была для неё Ласточкой.
