Ключевые авторы для него: Спиноза (его он прочел в шестнадцать лет), Паскаль и Ницше. Когда я ему заметил, что получается, будто ни один испанский автор на него не повлиял, он ответил: «Так это как раз и есть Испания!»
Он говорил, что удаленность Бога – это сокровенность жизни. Что эстету свойственно отказываться от повторения, а фарисею – повторять без энтузиазма. Но повторять с энтузиазмом – в этом и есть человек.
Он говорил, что главное в verónica[71] – это подходящий момент: тореро должен дождаться мгновения, когда голова быка упрется в muleta[72] (как облик Христа отпечатался на плате святой Вероники). Секундой меньше, секундой больше – и все пропало.
Легкость Пепе – его легендарное легкомыслие – полностью заключалась в летучем, изменчивом характере его «я». Он был самим собой, потому что никогда не был самим собой. Он походил на легкий ветер, облако или улыбку – абсолютно явленный, но никогда не привязанный к какой-то идентичности (поэтому условия официального несуществования, на которые его обрекло испанское правительство, лишив документов, ему подходили и веселили его). Все его учение о «я» заключалось в строке Лопе де Вега, которую он любил повторять: «Yo me sucedo a mí mismo»[73]. «Я» именно это и значит – наследовать самому себе, «овнутряться» («insearsi») и «овнешневляться» («infuorarsi») – или «свирепеть» («infuriarsi»), как он говорил, беспрерывно выходить из себя и возвращаться, недоставать самому себе и ловить себя – в конечном счете «Я» представляет собой лишь «un punto de la nada en que todo se cruza», точку пустоты, в которой все пересекается, следуя, как писал по этому поводу его любимый Лопе, «велению воздуха, который его рисует». Воздушный – таким был Пепе: поэтому ему нравилось ставить подпись в виде птицы.
На снегу, что безупречно
Накрывает пейзаж,
Три капли крови
Великолепны.
Не закрывая глаз
Близко и далеко
Невидимое
Трепетание крыльев.
На одной из фотографий Пепе стоит на обочине, с сумкой в руке, и словно ждет автобуса – но его ожидание как будто пронизано дрожью нетерпения. Такой была и его радость – нетерпеливой, быть может, оттого что она была христианской, непременно ожидающей. Таким я помню его в последние годы, когда он ожидал смерти – «снежной руки» – со своего рода нетерпеливым пылом. Мое ожидание, как и ожидание Пепе, подпитывается надеждой и спешкой.
Одна исламская легенда рассказывает, что Адам, охваченный нетерпением, попытался сорвать с дерева запретные плоды еще до того, как встал на ноги. «Дух проник в тело Адама до ног. Так он стал плотью, и кровью, и костями, и венами, и нервами, и внутренностями – лишь ноги были еще из глины. Но он все равно безуспешно попытался встать на ноги, чтобы сорвать плоды. Поэтому сказано: человек создан из нетерпения».
