А под обрывом – туман, холодный, белый.
Ночь открывает дороги – по ним идем,
Небо бездонное, темень, туман, туман.
Круг замыкается – мне бы стоять вне,
Только дорога ночная опять ведет, куда – не знаю.
Прошлого не было, будущего – нет,
Небо бездонное, темень, туман, туман…
Белег внимательно слушал, с большим интересом, чем когда-либо внимал изысканнейшим мелодиям Даэрона – но не потому, что нолдорское пение больше нравилось ему. Просто в тихом пении воинов было больше откровенности, чем в любых речах.
Песня кончалась, и охотники вполголоса подхватили последние строки:
Темной звездою опять упаду – вверх,
В небо бездонное, темень, туман, туман.
Они пели всю ночь, передавая арфу друг другу. По очереди и все вместе, и даже раненые негромко вторили хору, больше полагаясь на явственно ощутимое единение, даруемое песнью, чем на силу трав.
– Если позволишь, я бы тоже хотел спеть, – вдруг промолвил Белег.
Келегорм молча протянул ему арфу. Синдар покачал головой: дескать, строй не тот, нечего и пробовать. И запел, глядя в бледнеющее предрассветное небо:
Паутина качнулась под ветром,
Лес осенний притих и промок.
Только хрипло вздохнул без ответа
У опушки охотничий рог.
Только эхо – но где-то над далью
Кто-то древний, неведомый нам
Словно молнией, призрачной сталью
Разрубил горизонт пополам.
Это была песня даже не на квэнья – на более древнем языке, доступном лишь перворожденным. Аглонцы – а все они были рождены в Валиноре – именно теперь ощутили, насколько же они молоды по сравнению с этим светлым улыбающимся воином из Дориата, поющем о первом приходе Оромэ к эльдарам.
Они все учились у Оромэ – одни долго, другие немного – и для них Охотник был – да, Великим, да, могучим, да, много превосходящим любую силу, но – своим и будничным. И тот священный трепет, который был в песне перворожденного, – он был нолдорам странен. Непривычен.
Белег пел, и перед мысленным взором нолдор проходили картины более чем давно минувшего. Сейчас они видели не события, не первые речи Валара и эльдар, а нечто большее – мысли и чувства перворожденных, изумленных встречей со Стихией.
Когда синдар замолчал, еще долго никто не осмеливался сказать и слова.
– Спасибо, – негромко выдохнул Келегорм. – Нам много рассказывали об этом, но никто не давал увидеть – так.
Белег в сто-очередной раз улыбнулся:
– Быть может, в благом Амане это и невозможно было увидеть? Слишком много света?
Неистовый приподнял бровь:
– Ты тоже любишь сумрак?
