Нолдор ответил не сразу, обдумывая слова Корабела. Потом спросил:
– Отчего ты помогаешь мне, владыка? Ведь ты же знаешь, кто я. Ведь ты же помнишь, как я погиб. У тебя нет причин…
– У меня нет причин, – резко возразил Кирдан, – оспаривать решение Валар. Намо отпустил тебя, и не нам осуждать того, кого оправдал Судия. Валары позволили тебе приплыть – и не считай себя хитрее их, гребец Аллуина! Будь они против того, чтобы ты сошел на берег Эндорэ, твоя уловка не помогла бы тебе.
– И всё-таки: почему ты мне помогаешь? – тихо спросил нолдор.
– Почему… Мне больно видеть, как ты раз за разом уходишь, потерпев неудачу. Не благодари: считай, что я забочусь о себе.
Тот глубоко поклонился:
– Как скажешь, владыка. Не благодарю.
– Хитрец! – рассмеялся Кирдан. – Пойдем в Гавани. Сегодня ты отдохнешь, а утром тебе дадут всё, что нужно для письма.
Он сделал приглашающий жест и пошел вперед.
Нолдор остался стоять:
– Владыка.
– Что? – обернулся тот.
– Мое имя Хэлкондо. «Хэлгон» на синдарине.
Серебристой Гавани они достигли в сумерки. Город мерцал сотнями огоньков – небольших, будто для того и зажженных, чтобы не нарушать глубоко-синего вечера. Это было торжественно – и приветливо. Похоже на Имладрис – и совершенно иначе.
В другой раз нолдор был бы рад увидеть этот легендарный город, но сейчас, как и сотни лет назад, ему было не до разглядываний. Тогда его, лишь кивком головы простившегося с сыном, ждал восток. Теперь по иронии судьбы ждал запад.
Следом за Кирданом он вошел в большую залу. Непохоже было, чтобы это высокое здание служило кому-то жилищем – нет, здесь собирались те фалмари, что сейчас были на берегу.
Хэлгон внутренне напрягся: он привык по Имладрису, что его появление встречают настороженным молчанием.
Но напрасно.
Фалмари не удостоили тишиной даже Кирдана. Музыка и танцы не прервались, речи не стихли. Кто-то кивнул Корабелу, кому-то он наклонил голову в ответ, жестом показал Хэлгону: отдохни здесь – и, кажется, забыл о том, что привел с собой нолдора.
Тот присел в красивое кресло (подлокотниками служили навек замершие волны, вырезанные из белого дерева) и стал разглядывать залу и фалафрим.
Здесь царило спокойствие. Нет, не было ничего похожего на светлое бесстрастие Амана, здесь звенел смех в ответ шуткам – отнюдь не всегда безобидным, иные танцы были стремительны… и всё же Хэлгон бы сказал, что во всем Эндорэ он не найдет места безмятежнее.
Так мерный рокот волн гасит те бури, что ярились в сердце.
