Сумерки сменились ночной темнотой. Нолдорский костер горел ровно, но совсем не ярко – лишь изредка вспыхивая бело-серебристым. Всё прочее время поляна почти не освещалась: привлекать к себе внимание охотникам было незачем.
Перекидываясь негромкими шутками, они ели жареную свинину, запивая крепким настоем трав. Мегвен, единственная женщина в отряде, протянула лорду несколько лембасов.
– И когда ты только успела их испечь? – улыбнулся он.
– Почти перед отъездом, – она отвечала тоже с мягкой и светлой улыбкой. – Ненадолго удалось уйти от мыслей о бое. Слишком коротко, но всё-таки.
Он кивнул, отложил большую часть раненым, остальное разделил поровну между воинами.
Еще сегодня вечером они были другими: больше чем воинами. Они были живым оружием, не ведающим ни пощады, ни сомнений. Они были яростью, они были смертью и тем, что страшнее смерти – ибо с ними билось слепое, безликое зло: лишенные разума твари Нан-Дунгортеба. Но сейчас, согретые теплом эльфийского костра и древнейшей силой хлеба, они становились… живыми. Становились собой.
Быть может, именно поэтому одинокий всадник и решил подъехать к их костру.
– У нас гость, – сказал Келегорм то, что ощутили еще несколько следопытов.
Гость, не враг. Это теперь слышали все. В том, чей конь шагом приближался к ним, не было недоброжелательства, не было и страха, настороженности, опаски… Интерес, мягкое внимание – да, всё отчетливее. И только.
Келегорм встал и пошел в темноту навстречу неизвестному. В простой поддоспешной одежде, без венца и иных знаков правителя, он сейчас был исполнен спокойной властности лорда. Этого не заменит самый блистательный венец.
И навстречу ему выехал… светлый.
Именно так потом будут рассказывать в Аглоне все, кто видел это. «Он был… светлый» – и никакого другого слова не будет найдено. Нет, конечно, приехавший не излучал света – по крайней мере, такого, что дают факелы и костры. Но при виде этого незнакомца нолдоры невольно начали улыбаться – открыто и доверчиво. Так дитя смотрит на отца.
А еще – сразу было ясно, что приехавший – синдар. Мягкие русые волосы, покрой одежды, конская сбруя и… нечто большее, чему нет слов в языке и что безошибочно чувствует сердце.
Синдар. Не похожий на обитателей лесов Химлада, как сокол не похож на воробья.
Не просто синдар. Дориатец.
И, кажется, даже не просто дориатец…
Келегорм поклонился – учтиво и как равному.
– Я не знаю, чьи здесь земли – мои или ваши, но костер здесь мой. И потому я, Келегорм, сын Феанора, говорю: будь моим гостем.
