если…
– То?
– То просто скажи им, что я остался здесь. Что я ушел на восток. Передашь?
– Передам. Неистовый нолдор не хочет отдыха даже в прекрасном замке? И ты собираешься веками блуждать бесплотным духом? Это лучше покоя?
Келегорм смеется:
– Боюсь, от покоя я умру вторично.
– Я не могу больше медлить. Мандос зовет. Прощай, Неистовый.
– Прощай, Могучий. Спасибо тебе.
– За что?
Келегорм молча улыбается в ответ. Потом говорит:
– Когда-нибудь покой Мандоса тебе наскучит. Решишь выйти – иди в Тирион. Там есть один пустующий домик… мне он уже не понадобится, а ты, если захочешь, живи там. Мы с тобой всегда довольствовались малым в быту, так что… В общем, тебе есть, где жить в Тирионе. Хотя сейчас, наверное, в этом городе почти никого и нет…
Они оба думают об одном: как они давали друг другу увидеть любимые места и как Келегорм пришел в Менегрот.
Но уже поздно вспоминать былые распри.
Совсем поздно.
Белег делает шаг, всего один шаг – и нолдор на миг видит его дорогу. Мост прозрачнее воздуха и тверже адаманта, мост из гибнущего Белерианда в вечный Аман, мост из времени в вечность. А по ту сторону, вытягиваясь шпилями в небеса, висится замок, совершеннее всего, что может вообразить даже искуснейший нолдор. Его серые стены мягко светлы, в каждом из бесчисленных окон горит свеча, слышится негромкая и ласковая музыка. Ничто – ни прекрасное, ни уродливое – не нарушает благодатного покоя.
Белег вступает на мост – и последний раз оборачивается к другу: может быть, пойдем вместе?
Тот с улыбкой качает головой.
Они последний раз встречаются взглядами, а потом Белег идет прочь, и его тень тает, и больше не видно ни его, ни моста, ни Мандоса.
Только сухие травы умирающего Белерианда.
Мертвый Келегорм стоит неподвижно. Долго. Потом, тряхнув головой, серой тенью скользит на восток.
Холодная осенняя земля
Осень была неподходящим временем для битвы. Впрочем, если на тебя нападают, то какое время будет подходящим?
На берегах Эсгалдуина срочно возводили укрепления. Рыли волчьи ямы – отнюдь не для волков. Правили оружие. Делали, делали и делали стрелы. Женщины вили запасные тетивы мужьям.
Лихорадочные приготовления к битве хорошо занимали и руки, и ум. Некогда было думать о том, что всё это – бесполезно. Что – не отбиться.
– Отец, мы воины!
– Укажи нам место в бою!
Что им ответить? Что еще дети? Что владеть оружием почти не умеют и в бою они скорее помеха, чем помощь? Что им бы спрятаться, пока всё не кончится?
