– Мне не на кого оставить его. Мои друзья выезжают за Завесу со мной.
– У тебя нет ни жены, ни невесты?
– Нет, – Белег пожимает плечами. – Может быть, я слишком люблю Дориат, чтобы в моем сердце осталось место и на одну-единственную.
Келегорм молча кивает.
Синдар вопросительно смотрит на него:
– А ты? Почему не женишься ты?
– Сейчас? Сам понимаешь: война.
– Ну и что? Ручаюсь, в тебя влюблено немало девушек. Я видел твоих воительниц. Что, все до одной замужем? Не верю. А для них ты наверняка…
– Перестань. Откуда вдруг такая забота о моем браке?
Белег кладет свою ладонь поверх его:
– Я объясню. И – постарайся понять меня. Я всё-таки старше не только тебя, но и твоего отца.
– Я слушаю.
– Келегорм, много десятилетий мы охотимся вместе. Я сотни раз видел тебя в бою. Ты яростен, словно пытаешься освободиться от чего-то – и не можешь. Ты не чудищ бьешь – ты рубишь и рубишь те узы, которыми опутан с детства. Ты сам говорил, что вырос в ненависти и боли, – и именно это ты хочешь уничтожить. И не можешь, потому что не схваткой освободиться от ненависти. Ты ждешь любви. Ты ищешь ее. И если бы ты ответил… да просто заметил бы чувство хоть одной из…
– Хорошо. Я объясню, – Келегорм нахмурился. – Белег, я не слепец. Я замечал… притворялся, что ничего не вижу. Мне мало любви, перворожденный. Мне нужно большее. Я не хочу терпеть рядом с собой женщину просто потому, что она любит меня. Ради жены мне придется жертвовать своей свободой – хотя бы частью ее, и я не согласен на это.
Он помолчал и добавил:
– Разве только… если бы она не просто любила меня. Если бы она любила свободу так же сильно, как я. Воительница или нет – неважно, но не влюбленная и милая, а дерзкая и решительная. Такая, чтобы была готова пойти со мной хоть в пасть к Морготу… Впрочем, соберись я в пасть к Морготу, я бы такую жену запер бы на три замка… А она бы всё равно сбежала, чтобы быть рядом со мной, особенно в смертельном риске!
Он рассмеялся и договорил:
– Я не встречал такой девы, Белег. Может быть, ее и на свете нет. Наверное, я влюблен в мечту…
Дориатец нахмурился, размышляя. Да, столь решительной девы он не знал. Но та, о ком он сейчас думал, была похожа на птенца орла – в яйце. Почти невозможно угадать, что таится под ровной и гладкой скорлупой. Милое дитя – и не более. Еще не распустившийся цветок. Душа, еще не осознавшая саму себя. Но Перворожденный ощущал, что рано или поздно эта девочка разобьет скорлупу, и вот тогда…
