– А зачем тебе я? – интересуюсь ласково. – Может, ты… как-нибудь сам? То, что я твоя дочь, вовсе не…
Он проносится на красный свет, чудом не снеся коляску.
– Ты псих! – От осознания, что ещё полметра в сторону, и мы бы раздавили ребёнка, заходится сердце.
– Заткнись! – Отец стискивает руль. – Мы можем опоздать, дура!
Меня потряхивает. По лицу отца идут красные пятна, висок блестит от пота. Устремлённый на дорогу взгляд напряжён, зубы стиснуты. Может, батя окончательно рехнулся? Вдруг у него шизофрения? Он же спьяну говорил, что был великим магом, мысли читал, историю вершил… потом это всё списали на алкоголь, но что… что если он правда сумасшедший?
Чёрная «Мазда» притормаживает в хвосте пробки на светофоре. Отца перекашивает:
– Ублюдки, не нашли другого времени, чтобы сунуться поперёк дороги!
Мы стоим, и это отличный шанс смыться. Дёргаю ручку, но сильная рука хватает меня за шиворот.
– Не смей! – Отец оттягивает меня от двери.
Впиваюсь ногтями в его ладонь, пытаюсь укусить. Боль пронзает скулу, и всё меркнет…
***
Жарко. Спать жарко и душно. Терпеть не могу лето и осень, лучше зима, когда прохладно и всё вокруг сверкает. Сглатываю. Голову пронзает боль и понимание, что я не в постели, а в кресле. Кажется, кожаном: так мерзко оно липнет к спине вместе с влажной от жары блузкой.
– Я знаю, что ты не спишь, – произносит отец.
Касаюсь припухшей скулы. Больно! Страх удара сковывает тело, но удара так и не следует.
Поют птички.
Осторожно приоткрываю глаза: в салоне полумрак, вокруг – деревья. Птички поют очень весело.
Отец то ли в секту хочет затащить, то ли в рабство продать. А может, принести в жертву разгулявшейся шизофрении?
– Уже скоро. – Отец поворачивается, и я отодвигаюсь: его взгляд безумен, дрожащие губы искажены страшной улыбкой.
Он плачет. Густые чёрные ресницы торчат мокрыми пучками, блестящие дорожки сползают по щекам, а на рубашке – тёмные влажные капли.
– Ты меня убьёшь? – выдавливаю я.
– Нет, – смеётся он. – Сейчас для меня нет ничего ценнее твоей жизни!
Хочется верить. Только от ужаса внутренности сжимаются, а зубы норовят постучать друг о друга.
– Пойдём, – безумно улыбающийся отец протягивает руку.
Вжимаясь в дверь, лихорадочно шарю сзади, пытаясь отыскать в кармане телефон, но его нет, и сумочки с документами тоже нет. В салоне всё гладкое, хорошо прикрученное: ничего не оторвёшь, чтобы использовать вместо оружия. Может, в лесу попадётся крепкая палка? Или камень?
А пока надо изобразить покорность. Опустив взгляд, киваю.
