Потрясённая, иду за ним. Неужели… неужели он решил обо мне позаботиться? Могла же у него проснуться совесть… Сглатываю солоноватый привкус слёз. Тут же себя одёргиваю: не стоит ждать чуда – отец никогда не оправдывал моих надежд.
Искоса оглядываю его: шёлковая рубашка, модельные джинсы, ботинки, кажется, дорогие. И часы тоже выглядят недёшево. Неужели жизнь у него налаживается?
Подведя меня к серебристой «Тойоте Ленд Крузер», он открывает дверь. Запах свежей кожи немного ошеломляет, я оглядываю шикарный салон.
– Твоя? – Как-то особенно остро ощущаю непритязательность моей простой белой блузки, сумочки и джинсов с распродажи, поношенных туфель.
– Залезай. – Он подталкивает меня на высокое пассажирское сидение.
Похоже, дела у него идут в гору. Неужели решил мне помочь? Надежда есть, но и тревожные звоночки тоже: почему он так груб? Куда торопится?
Практически впихнув меня на переднее сидение, отец захлопывает дверь. Пока обходит капот, есть шанс сбежать, только… куда? Под дверь квартирной хозяйки?
Запрыгнув внутрь, задний ход отец даёт слишком резко, взвизгивают тормоза. Разворачиваясь, он задевает выступающую из соседней линии «Ауди» и жмёт на газ.
Под вой сигналки мы уносимся прочь.
– А… – Указываю за спину. Внутри холодеет от дурного предчувствия. – Мы же машину задели.
– К драконам её.
– Но… тебя прав лишат.
– Плевать.
Проскочив по дворам, он выруливает на соседнюю улицу с четырёхполосным движением и встраивается во второй ряд.
Не нравится мне это всё, совсем не нравится.
– Развернись, – прошу я. – Мне надо на квартиру вещи забрать, иначе их выкинут.
– Они тебе больше не понадобятся.
– Как это не понадобятся? – Взмахиваю руками. – Там не просто шмотки с косметикой, там фотографии, часть моих документов, там…
– Замолчи.
– Слушай, ты! Тебя не было пять лет, я уже совершеннолетняя…
– Замолчи, или я тебя ударю.
Его тон и каменное выражение лица не оставляют сомнений в исполнении угрозы. Страх сковывает сердце. Но я спрашиваю, хоть и тихо:
– Почему?
– Потому что я потратил слишком много времени на твои поиски, мы можем опоздать.
– Куда?
– Домой, – что-то странное в его голосе, интонация, которой я прежде не слышала: болезненная нежность.
Сложив руки на груди, откидываюсь на сиденье. Хорошо, пока помолчу, но при удобном случае сбегу. На светофоре, например, вон он впереди маячит.
– Витория, даже не пытайся сбежать.
– Мне нужны мои вещи.
– Нет. Там, куда мы направляемся, они не нужны.
Внутренности сжимаются: он, случаем, не в сектанты заделался? А то бывают такие: живут на закрытой территории по своим правилам, людей в рабстве держат…
