И вот, каждую ночь, при наступлении 12 часов, надевали люди смертные рубахи и саваны, ложились во гробы и ждали трубного гласа, отпевая себя заживо, как полагается по старому чину церковному или же пели заунывным, за душу хватающим напевом, особый стих:
Древян гроб сосновый,
Ради мене строен.
В нем буду лежати,
Трубна гласа ждати.
Ангелы вострубят.
Я, хотя и грешен,
Пойду на Суд к Богу.
К Судье две дороги,
Широкия долги:
Одна-то дорога
Во Царствие Небесно,
Другая дорога
Во тьму кромешну.
Но хотя конец света Господним разумением пока не приходил, народ крепко утвердился в том, что пришло время антихристово и истинной веры не осталось на земле.
И, боясь печати антихристовой, раскольники стали учить, что надо покидать этот мир, которым овладел враг Божий. Время приспело лихое, никогда такого не бывало, и поэтому нет нам больше места в этом мире, а только один путь – в огонь да в воду. Сгорел – от всего ушел. И пусть все горят: и старики, и взрослые, и женщины, и мужчины, и девицы, и юноши, и самые грудные младенцы, да не согрешат больше и от печати антихристовой уклонятся, а кто примет сию печать, нет ему более спасения.
И тысячи собирались в храмы и сараи и сжигали себя, чтобы попасть в Царствие Небесное. Велика тогда была гарь на Руси, и при царе Федоре, и при Петре Великом, и при императрице Анне Иоанновне. Пошло тогда по Руси это ужасающее огненное крещение. Только в великой Палеостровской Гари на Севере сгорело сразу пять тысяч старообрядцев от старцев до младенцев.
Гари продолжались до половины XVIII века.
Большуха вытерла слезы и продолжала:
– Керосин у нас есть, из сарая натащим в избу сена, забьем досками двери и окна и, Господи благослови, примем огненное крещение и всем гуртом взыдем в Царствие Небесное, да избегнем антихристовой печати, которую, как я слышала, ставят уже у хохлов.
Большак дернул себя за бороду и, поперхнувшись, закашлялся.
– Да погоди ты, старуха, как-то не тае сейчас, не тае. Вроде бы уже не в моде. Что нам старые века поминать, да народ прежде времен губить. Подождем до 12 часов, а там, что Бог даст.
Большуха молча отошла, положила перед иконами «начал» и села в свой угол с лестовкой в руках, творя Иисусову молитву. Народ, привыкший к многовековому послушанию, сидел с лестовками в руках и не роптал.
На дворе был легкий морозец, небо вызвездилось. Было тихо, была благодатная предпасхальная ночь. Пасха в этом году была ранняя, в марте. В избе стояла духота, учиненный чтец едва уже ворочал языком.
