Но где наши чудотворные, прославленные на всю Святую Русь иконы? Где они? Их нет. Их нет потому, что они здесь стали не нужны. Вера ушла из сердца народа. Мы довольствуемся списками, т. е. копиями. И к сожалению, мы не каемся, но умножаем свои грехи и беззакония с каждым годом все больше и больше.
Что-то мешает нам осознать, что бедствия, которые постигли нас последним летом уходящего тысячелетия, не просто бедствия, а знамения Божии, знаки грядущей беды. Все лето по всей стране полыхали лесные пожары, горьким дымом заволокло наши земли, стояла несусветная жара, спалившая посевы. Бог заключил небо, и оно не давало дождя, небывалая засуха была почти повсеместно, и все это предвещало неурожай. Как во времена библейских патриархов, откуда-то с востока прилетели полчища саранчи, пожравшие то, что пощадила засуха. Появились какие-то странные эпидемии неведомой болезни, зачем-то одновременно прилунилось затмение Солнца и какой-то мистический парад планет в форме креста, в середине которого, как пуп, оказалась наша грешная Земля. Ко всему этому катастрофическое обнищание народа, где на одном полюсе тысячи жирующей и купающейся в роскоши публики, а на другом миллионы голодных и безработных. А на посошок нам еще война на Кавказе, где по слову Христа: «Народ восстал на народ». И единственно, что у нас в России растет, расширяется и процветает, так это кладбища – предприятия высокорентабельные, не знающие ни краха, ни банкротств. Тем более, что все там будем.
Но пассажиров нашего вагона, видимо, не беспокоили ни исчезновения чудотворных икон, ни вышеперечисленные знамения. Они жили вне этих проблем. Достав из сумок разный харч, бутылки с водкой, пивом и лимонадом, они принялись основательно закусывать и опрокидывать стаканчик за стаканчиком, а там хоть все гори синим пламенем. От принятия внутрь горячительного, быстро развязались языки, и в вагоне стоял гул, как в городской бане, в воздухе плавали густые клубы табачного дыма. Русь-матушка была в своем репертуаре и ехала неведомо куда. А кто знает – куда? Да и сам Николай Васильевич Гоголь не знал, вопрошая: «Русь, куда несешься ты?!»
В Будогощи в вагон вошел приятный такой старозаветный русский мужичок, подстриженный под горшок, в темной сатиновой косоворотке, в немного засаленном просторном спинджаке, разношенных рыжеватых сапогах и с большим картонным ящиком из-под кока-колы, где дружно пищали цыплята. Он устроился рядом со мной, огладил русую бороду и, потянув носом, заворчал:
