- Жалкий подлец! - крикнул он громко. - Благодари Бога, что я - не ты, а иначе я пристрелил бы тебя здесь, как бешеного пса!
Вилли заметно вздрогнул, остальные же мужчины вскочили на ноги, с недоумением уставившись на Фрэнка, который резко повернулся и побежал к своей палатке. Он больше не мог сдерживать слез, хлынувших от боли,гнева и разочарования.
Лишь поздно ночью Морису удалось успокоить его.
- Фрэнк, твои помыслы, бесспорно, добры, но этого недостаточно в таком деликатном деле. Моли Бога о том, чтобы Он дал тебе всегда оставаться под Его рукой. Он же уладит все, что есть между тобой и твоим братом. Без Него мы не в состоянии что-либо сделать.
- Это никогда не уладится, - с горечью ответил Фрэнк. - Но я должен сдерживать себя от того, чтобы не ударить его.
Однако к утру он успокоился. И у него хватило сил, молитвенно сложив руки, просить прощения у Бога...
А вот что случилось несколькими днями позднее. Фрэнк и Холл после ужина мыли посуду, Мориса с ними не было, он в это время, прихватив с собой одну из собак, находился в краткосрочной разведывательной экспедиции.
Закончив работу, юноша поставил в удобное место складной стул, достал письменные принадлежности и начал писать. Холл молча наблюдал за ним, однако вскоре не выдержал:
- Кому же ты пишешь?
- Мелиссе. Уж она-то, наверняка, за нас беспокоится. Впрочем, я рад, что она с Кивати - так ей наше отсутствие не покажется слишком долгим.
- Да, с Кивати, - повторил Холл.
Его взгляд был устремлен куда-то вдаль. И в мерцающем свете огня он показался Фрэнку истинным индейцем, с бездонным взором темных глаз и мужественным, резким профилем, еще больше подчеркнутым неровными бликами пламени.
Потом Холл как-то неуверенно и тихо заговорил:
- Знаешь, это очень нелегко - быть потомком людей разных рас. Мой отец, белый человек, сын гордого народа, завоевавшего эту часть земли, ограбившего и истребившего народ моей матери. С другой стороны... очень тяжело осуждать их, видя правоту обеих сторон. Кровь белых, текущая в моих жилах, говорит в пользу завоевателей, ушедших из переполненного мира, увидевших здесь земли, где в избытке и без пользы лежали природные богатства, и взявших себе то, в чем они нуждались. Но я люблю и народ моей матери, которому и сейчас дорога своя страна, как когда-то, во времена покоя и уединения, народ, не хотевший ни больших городов, ни фабрик, ни заводов, ни всего того, что называется цивилизацией, народ, который из-за этого и умер! Я был несчастлив в собственной раздвоенности, не имея своей родины, находясь между двумя столь разными расами, пока не узнал Господа Иисуса. Фрэнк, ты когда-нибудь задумывался над тем, что в конечном итоге означают слова: „Где нет ни эллинов, ни иудеев, ни рабов, ни свободных - но все и во всем Христос"? Вот тогда-то я вдруг почувствовал себя счастливым, ибо перестал быть человеком без родины. Послание любви обещало мне вечную родину на небесах. Что по сравнению с этим короткая человеческая жизнь? И вот...
