- Конечно, дорогая матушка, меня потянуло к вам. Тем более, что мои дела случайно привели меня в ваши края. Но я не буду обременять вас больше, чем на день-другой.
При этих словах лицо госпожи Лоренс стало непроницаемым. Затем, однако, она засуетилась, обратившись к своим хозяйственным и материнским обязанностям. Она приготовила для Вилли еду и разостлала постель в скромной гостевой комнатке рядом со спальной Фрэнка. Тем временем Фрэнк развешивал для сушки промокшую от снега верхнюю одежду брата, украдкой бросая на него быстрые взгляды. Никогда еще не видел он так элегантно одетого господина. Костюм, белье - все на нем было чрезвычайно благородно. Не то, чтобы он имел страсть ко всем этим вещам - как всякий истинный провинциал, он презрительно высмеивал столичное жеманство, - но все же это производило на него впечатление и возбуждало, пусть небольшую, но зависть, к этому чуждому, но внешне блестящему и беззаботному миру.
Однако и Вилли тоже обнаружил в нем нечто достойное удивления. На скамье все еще лежали меха серебристой лисицы. С восторгом он погладил их.
- Ты только посмотри, вот шкурки так шкурки!
Польщенный Фрэнк улыбался.
- Только сегодня закуплена. Я кое-что еще соображаю в торговом деле.
- Ну тогда, должно быть, вы имеете с этой лавки хорошие барыши, раз ты можешь платить за такие вещи. Ведь эти краснокожие сегодня не так уж глупы, чтобы отдавать подобное сокровище за несколько центов.
- Да, сейчас дела идут, прямо скажем, хорошо -после того как прожиты первые тяжелые годы. Мы вынуждены постоянно держать на прилавке множество товаров и крупные суммы денег, чтобы расплачиваться с охотниками. Мы стоим здесь, как форпост в диких краях.
С опущенной головой Вилли все гладил и гладил слегка шуршащие шкуры. При этом он задумчиво улыбался.
- Так-так, как чудесно, что ты обо всем рассказываешь мне так доверительно. Собственно говоря, мы друг для друга чужие. Но мы ведь и братья, - заключил он с мягкой улыбкой, так что Фрэнк удивленно посмотрел на него.
Некоторое время спустя они снова сидели за столом. Вилли уже поел. Болтали о том о сем. Но, хотя они не виделись очень долго, настоящего разговора так и не получилось. Видимо, было что-то, что стеной стояло между ними. Все обрадовались, когда наконец пришло время спать. Как обычно вечером, Фрэнк подал матери Библию, и она медленно и проникновенно стала читать историю о блудном сыне.
Вилли сидел в тени, и его лицо нельзя было разглядеть. В том месте, где говорилось: „Отче! я согрешил против неба и пред тобою," - показалось, что боязливый, вопрошающий взгляд матери стал искать глаза Вилли, но не находил ответа.
