— Я люблю тебя, Эйд. Мне тебя Зима подарила… Так уж и быть, смирюсь даже с таким недостатком, как пост советника и родство с повелителем…
— Снежинка… Аная… моя…
К счастью, дух зимы давно исчез.
А она таяла под чужим взглядом снова, растворялась в его губах, в его объятьях. И была абсолютно, бесконечно счастлива.
И ни на миг не пожалела, что провела ту ночь в комнатке под крышей, бок о бок с раненным ужасом ледяным.
Как часто это бывает — праздник заканчивается, а настоящая жизнь врывается в сказку весьма неожиданно. Вот и к ним с ледом Эйдаллионом эта самая жизнь за пределами уютной спальни и меховых покрывал явилась нежданным стуком в дверь. Это в самый Перелом! Ну кто ж там такой бесстыжий?
Воспоминания о сладкой ночи вызвали не только слабость в коленях — и прочих конечностях, но ещё и жаркий румянец. Смущения, разумеется. И как тут не смущаться, если чья-то наглая ладонь ползет к колену, старательно пытаясь избавиться от отвоеванной вчера с боем рубашки?
Ну, всё. Сейчас…
— Лед Эйдаллион, именем Владыки, откройте! Нам стало известно, что вы укрываете мага огня!
Сердце ушло в пятки. А, может, и куда-то дальше сбежало. Она хотела в вихре морозном куда подальше провалиться, кляня себя последними словами. Вот так сказка. Не только себе, но и лорду проблемы принесла. Дурочка малахольная!
Уже дернулась встать и бежать одеваться, чтобы хоть не представать перед чужаками в непотребном виде, когда её руку перехватили.
— И куда это ты собралась, снежинка? — со сна голос ледяного… мужа, зима-матушка, невозможно так быстро к этому привыкнуть! — звучал чуть хрипло, но ужасно довольно.
Наверное, он прочел что-то в её взгляде. Нахмурился, сверкая грозовой синью в глазах.
— О кому-то жить надоело! — раздалось преувеличенно веселое — и из стены выплыл знакомый лопоухий морозный дух. Вот вроде понимаешь, что противник серьезный должен быть, а так и тянется рука потискать! И ушки, и лапки, и хвост — пушистый, по-лисьему роскошный. — Эйд, давай мы их Найрону отдадим! Или Йо-йо? Этот их точно сожрет! — и зимнее гадство широко улыбнулось, демонстрируя широкую пастенку, полную весьма острых клыков.
— И не только надоело, — задумчивое, — кому-то вообще эта бренная земля без надобности, = хмыкнул супруг. И пошел открывать дверь… в чем был, в том и пошел. Хорошо хоть какое-то непотребное полотенчико накинул на бедра.
А она вместо того, чтобы паниковать и бегать-собираться, теперь пялилась бесстыже на гладкую серебристую кожу, длинные ноги и широкую спину.
