Бомбы были сброшены на Японию. Это было предусмотрено и в принципе одобрено Рузвельтом и Черчиллем еще во время их встречи в Канаде, а затем в Гайд-парке (загородном доме Рузвельта. – Прим. перев.). Во многом это считалось само собой разумеющимся. Возник ряд вопросов, но, по-моему, они мало обсуждались, а записей при этом почти не велось. И мне хотелось бы кратко, конспективно, на основе того, что я помню о том времени, и на основе бесед с историками, изучавшими этот вопрос, изложить некоторые свои мысли по этому поводу.
Во-первых, я полагаю, что мы не знаем и в настоящее время не можем знать, насколько были бы успешными политические усилия, направленные на окончание войны на Дальнем Востоке. В самом японском правительстве произошел глубокий раскол, но одолеть сторонников войны не удалось. Те члены правительства, которые были не согласны с основной группировкой, обратились к западным державам через Москву. Москва же не предприняла никаких шагов до встречи в Потсдаме. Сталин сообщил об этом Трумэну. Сталин, по-видимому, не проявил интереса, Трумэн – тоже, и ничего не последовало. Это происходило одновременно с успешным испытанием первой бомбы, недели за две до атомной бомбардировки Японии.
Тогдашние военные планы, имевшие целью сломить Японию и закончить войну, во всех отношениях были гораздо ужаснее, чем применение бомбы. Это бесспорно. И нас посвятили в эти планы. Предполагалось, что в результате осуществления их союзная сторона потеряла бы от полумиллиона до миллиона человек, а японская сторона – вдвое больше. Тем не менее лично я полагаю, что раз уж решено было бросить бомбы, то во избежание бессмысленных жертв следовало бы предупредить противника более эффективно. Оглядываясь назад, я хотел бы добавить: я очень рад, что тайна бомбы не осталась тайной. Все мы теперь поняли, а некоторые из нас поняли это и раньше, что произошло и каковы должны быть изменения в политических курсах и в жизни людей. То были дни, когда мы провозглашали один-единственный тост: «Не надо больше войн!»
Когда кончилась война, великие ученые-физики высказались просто и красноречиво. Эйнштейн ратовал за всемирное правительство, Бор сначала обратился к Рузвельту и Черчиллю, затем к генералу Маршаллу, а позднее, когда его никто не хотел слушать, кроме общественности, он во всеуслышание провозгласил необходимость работать для создания полностью открытого мира. Бор имел в виду, что у нас есть очень важные секреты, которыми мы должны добровольно поделиться – и тем самым ликвидировать их – в обмен на ликвидацию секретности во всех странах и в особенности в чрезвычайно засекреченных коммунистических обществах. Вышедший в отставку в сентябре 1945 года военный министр США Стимсон писал: «Человечество не сможет жить с расщепленным атомом, если не будет всемирного правительства».
