По телу пробежала волна облегчения — судя по всему, предположения оказались не верны и его хотят не ослепить, а всего лишь принудительно подстричь.
Люба посмотрел вниз и увидел, как в грязь упала огненная прядь.
За ней еще одна.
В горле застрял ком, перед глазами поплыло. Он отращивал волосы не один десяток лет. Гордился ими. Считал своим достоинством. А сейчас посторонний человек отсекает их просто потому, что может. И его никак не остановить. Можно, конечно, мотать головой, кричать, мешать ему, но — смысл? В лучшем случае, его утихомирят с помощью дубины. В худшем — до смерти забьют.
Уж лучше быть короткостриженным, но целым и живым.
И Люба, смирившись, молча стоял и смотрел, как его шикарные волосы падают на землю и мокнут в талом снегу. Превращаются в бурую паклю. Казалось, что подобное происходит не здесь, не с ним, что это сон. Кошмар.
— Ну вот, теперь хоть на мужика похож, — что-то сказал безволосый. — Все, Витек, — он переложил ножницы в карман. — Идем.
— Погоди. А ты его не хочешь развязать?
— Эх, Витя, Витя. Куда девался твой былой задор? Поверь мне, этот черт найдет, как выбраться.
— А если нет?
— Ну нет так значит сдохнет. Да что ты нервничаешь, Вить? Это ж пиндос! Тебе что, пиндоса жалко?
— Нет, но… — так постепенно стихли голоса мучителей вдали.
Некоторое время Люба стоял и смотрел в одну точку. Пытался понять — зачем они так поступили? Почему? Какая была цель? Что он им такого сделал?!
Это не мог быть обычный древний ритуал!
Почему-то вспомнился Мэл. Люба бы очень хотел, чтобы он оказался рядом. Помог, поговорил и поддержал. А ведь тот наверняка мечется сейчас и места себе на ходит. Волнуется. Переживает. И не он один. Времени прошло достаточно, наверное, на Земле объявлена общая тревога.
И если он так и будет здесь стоять, то упустит шанс вернуться домой и никогда не увидит ни Мэла, ни других. Мысли о своих отрезвили Любу: он посмотрел вокруг, попробовал пошевелиться. Закрыл глаза и внимательно прочел инструкцию по безопасности. К сожалению, ее разработчики не предусмотрели, что в подобное положение в принципе можно попасть, и пути решения не предложили.
Тогда Люба придавил связанные запястья к стволу и начал тереть веревку о шершавую кору. Не торопясь. Ритмично. Вверх и вниз. Вниз и вверх. Волокна истончались и мохрились. Иногда он останавливался и пытался разорвать веревки силой мышц. Не получалось. Тогда он продолжал тереть.
Неизвестно, сколько времени прошло. Вместе с веревкой и кожа стерлась в кровь, шевелить руками стало очень больно. Но вот при очередной попытке развести руки раздался громкий треск — и Люба был готов расплакаться от счастья. Освободившимися руками он быстро развязал остальные веревки, и вскоре сидел на земле, разминая затекшие конечности.
