Мелиса ненавидела тряску, правила и капризы.
Тряску — потому что на неровных дорогах Холмов, что петляли между ухоженных деревень, бескрайних полей и тенистых дубрав, было невозможно уткнуться в книгу и сбежать из реальности. С этим Лиса не могла ничего поделать, лишь считать минуты до прибытия в княжеский замок.
Правила — потому что девяносто процентов из них придумали консервативные идиоты. Например, пристойным дамам полагалось путешествовать в строгом закрытом платье темного цвета, дабы не смущать попутчиков и не искушать злодеев, которые всенепременно поджидают за порогом родного дома. В тихих Холмах, ага. Летом, в жару. В компании почти линга, что охотно завяжет бантиком любого татя. Мелиса отчаялась увидеть тут логику и попросту игнорировала предписания этикета и госпожи Руденс.
Капризы — потому что в них Лиса разбиралась плохо. Любое ее действие либо бездействие имело причину, отличимую от «Я так хочу, и точка». Она искала обоснование и в чужих поступках. Искала, эх… Пока не поняла: очень часто люди сами понятия не имеют, что и зачем творят.
Поначалу навязанная королем подопечная казалась типичной представительницей общества капризуль, но вскоре Мелиса заметила: даже выдающиеся глупости Айрис делает, руководствуясь разумом, а не порывами души. Эта хорошенькая девушка отличалась от сверстниц здоровым цинизмом и практичными взглядами на жизнь, однако была слишком поспешна в суждениях.
Когда она видела кусочек мозаики с оленьими рогами, то мигом представляла гостиную охотника и очень удивлялась, если олень изображался у водопоя. Когда стакивалась с несправедливостью, летела на помощь, не разбираясь в деталях.
Госпожа Руденс уверяла: когда-то Айрис была милой, тихой, застенчивой и романтичной. Увлекалась рукоделием, обожала любовные истории, мечтала о полном доме детишек. Составляла букеты со смыслом, тайком сочиняла трогательные стихи, пела романсы…
Лиса не застала то время. В жизни подопечной она появилась после второго экспериментального жениха, когда Айрис превратилась в безразличную ко всему тень. Потом был третий — доморощенный революционер, чьи пламенные речи у алтаря пробудили в «проклятой Миллс» настоящие чувства. Негативные, правда, но лиха беда начало!
Четвертый (языкастый бездельник, который своей тупостью едва не устроил Валесии войну с Книтом, южным соседом) окончательно вернул Ирису к жизни и уверил: мир — помойная яма, где нет места доброте и бескорыстию.
