Он чувствовал, что готов справиться даже с горцами и их волкодавами. Мужчинам из рода Шин по плечу любая задача, а уж обобрать роскошную одинокую карету на безлюдном тракте проще простого! В кинематографе, что достиг Холмов этой весной и уже не воспринимался как волшебство, такое проворачивали регулярно. Главное — напор, уверенность и наглая ухмылка. Толстосумы дрожат за свою жизнь и готовы отдать все: деньги, драгоценности, жен… Поправка: о женах лучше не заикаться. Вдруг какой идиот воспримет это всерьез и избавится от благоверной? Что тогда? Богатые работать не умеют, за лишний рот в семье бабка шкуру спустит.
— Вернись, бестолочь! — орал Ловкач, которому хромая нога не позволяла поспевать за А Ли. — Взгляни на номера!
— Что с ними не так?
— То, что они есть! Это валесийская карета! С гербом!
— И что?
— Придворная, дурень! Ее не надо трогать!
Если Валесию в Холмах не жаловали, то Фабиана и его двор откровенно ненавидели. Напыщенные индюки, мнившие себя пупом земли, постоянно что-то требовали от княжества. То подати увеличили, то полк упразднить захотели, то границы надумали открыть для своей армии, то приличный кусок леса оттяпали, ссылаясь на древние документы… И память собственных предков не чтят — недавно пустили ученых в веками закрытую от посторонних королевскую усыпальницу! Стыд и позор. А теперь эти безмозглые позеры разъезжают по чужому краю как у себя дома… Да сам Великий согласился бы: кого-кого, а их грабить можно и нужно.
— Малец! Ты все неправильно понял! Я же просто шутил!
Но А Ли уже стоял посреди дороги и целился в длинноногих белоснежных лошадей, зная: во-первых, револьвер нерабочий; во-вторых, не заряжен; в-третьих, только что распался на две части и держится в руке чудом; в-четвертых, стрелять А Ли все равно не стал бы; и, в-пятых, карета останавливаться явно не собиралась.
Ловкач споткнулся и упал на колено аккурат на пути лошадей.
— Шесса меня с того света достанет, — пробормотал, отталкивая нерадивого напарника, что бросился ему помогать. — Убирайся отсюда! Живо! Великий, этому дураку на роду написано умереть глупой смертью!
— Ничего подобного. Вот увидишь, разбой у меня в крови.
— О-о-о! Ты что, до сих пор не понял, чем я, чтоб тебя крячи забодали, занимаюсь?!
Усатый кучер в темно-зеленой ливрее натянул вожжи, и карета остановилась.
— У меня другие методы, дядя. — А Ли мечтал отступить, но образы бесстрашных предков маячили над душой, требуя подвигов на бесчестном поприще. — Я сделаю это. Вот просто возьму и сделаю!
