— Что это они в такую рань? — округлил глаза напарник. — Небось, случилось что?
— Может, разбойников ищут?
— Да откуда в Холмах разбойники?
— А как же мы?
Ловкач усмехнулся и ничего не сказал. Он приходился А Ли дядей, разменял пятый десяток и в кругу семьи заслужил уважение именно благодаря своему ремеслу.
Невысокий, крепкий, темноволосый и смуглый, как многие жители Холмов, когда-то он подавал большие надежды, но в молодости его покалечили крячи. Ловкач окривел на правый глаз, плохо владел рукой, сильно хромал, не мог долго держать спину выпрямленной. Как при таком раскладе прокормить семью?
Тем не менее все знали: дом у него добротный, дети сытые, хорошо одетые и обутые, а жена, умершая от лихорадки три года назад, не торговалась за мелочи и постоянно меняла платья. Чужакам достаток объяснялся мастерской по ремонту обуви, которую Ловкач держал на окраине Прихолмья. Ну а от семьи правда не скрывалась.
— Испугался, малец?
— Нет, дядя. — А Ли умылся росой с куста малины и почувствовал себя почти человеком. — А почему никого нет? И, это… Надо бы лица как-то прикрыть? Вдруг кто знакомый попадется?
— Ты что это, сопляк, знакомых грабить собрался?
Трудный вопрос… Грабить не хотелось вообще, да желудок выдавал раскатистые трели, из прохудившейся обуви выглядывали пальцы, на штанах заплаток было столько, что они напоминали лоскутное одеяло. Еще и у бабки спину прихватило… Ведьма не ведьма, а без настоящих лекарств не обойтись.
— Дядя… Твой сосед на лесопилке работает вроде? Как думаешь, меня туда не взяли бы?
— Разве что бревном, — отрезал Ловкач, щеря широкие желтоватые зубы. — Сам знаешь, откуда у тебя руки растут.
— Дядя! — возмутился А Ли.
— Угу, дядя. Лес ты уже рубил — вместе со своей ногой. Дороги клал — а потом тебе шины накладывали. Коров пас — и сам рогами в боку обзавелся. Болото осушал — еле вытащили. Что там еще было? Всего не упомнишь. Права твоя бабка, головой тебе работать надо, а не спину гнуть, пока сам не загнешься. Погодь немного и увидишь, откуда появляются умные деньги, хе-хе.
«Из карманов простых безоружных трудяг?» — просилось на язык, да разве ж хорошо плевать в колодец, из которого собираешься пить?
Вдали послышалось тарахтение телеги. Ловкач сдвинул к переносице густые кустистые брови и вышел на перекресток — туда, где к тракту сбегались грунтовки от ближайших деревень. Остановился, опираясь на суковатую палку, надвинул на самые глаза свою неизменную соломенную шляпу, подбоченился… Издали он напоминал нелепую фигурку из традиционного валесийского театра, что обречена на роль статиста в каждом представлении. Но те, кто присматривался к нему внимательнее, видели: несмотря на увечья, в Ловкаче нет ничего жалкого. Он крепко держался за жизнь и мог дать фору молодым здоровым лбам, что маялись бездельем дни напролет.
