- И какоё же отношение к этому имеет Иж? - снова спросил Григорьев, понявший в монологе Ильи не больше Владислава.
- Многолик Нижний мир. Это не ад, и не инферно, как думают эти жидо-христиане. Точнее, не только ад. У него масса обликов. И один из них - Свартальфхейм! Мир оружейников-свартальфов. Ведь ижские оружейники со врёмен Дерябина носят зелёные кафтаны! Это же свартальфы-цверги. Случайностей нет. И я верю, что именно они выкуют Меч русскому Зигфриду для грядущего Рагнарёкка.
"Неужели в Иже так много сумасшедших," - подумал Владислав, но ничего сказать вслух не успел, так как по улице разнёсся душераздирающий женский крик, заставивший вздрогнуть всех, включая волка, глухо зарычавшего.
- Что это? - оторопело спросил Григорьев.
Немного подумав, Озаров заметил:
- Похоже, кричали как раз из того дома, куда мы направляемся.
Услышав это, Владислав бросился бежать, следом за ним припустил волк, потащив за собой Озарова и Григорьева. В пыли у калитки обыкновенного деревянного дома лежал навзничь мужчина в грязной рубахе и серых штанах. Подбегая, Трещевский знал наверняка, что это Малай. К телу припала, вопя, немолодая женщина в домашнем платье. А в десятке шагов впереди виднелся улепётывающий человечек в сером.
- Взять! - услышал за своей спиной Владислав отрывистую команду Озарова.
Волк в несколько громадных прыжков настиг и повалил убегавшего, бросившись ему на спину. Трещевский оказался рядом через какие-то мгновенья, схватил человека за ворот серой хлопчатобумажной куртки. Скуластое лицо, раскосые глаза, желтоватая кожа. А в глазах - ни капли страха, да и какой страх можно увидеть в этой чёрной бездне. И глаза эти испугали инженера. Судорожное движение руки - и человек откатился на пару шагов. Но снова поднял своё посеревшее от пыли лицо и снова глаза впились, нет не в глаза, в самый мозг Владислава. И он услышал, хотя губы незнакомца остались плотно сжатыми:
- Он ждёт тебя. И ты придёшь к Нему!
Трещевский не слышал выстрела. Просто чёрные глаза отпустили его и в дорожную пыль хлынула кровь из горла незнакомца. Не видел инженер ни собравшейся толпы, ни Григорьева, умчавшегося в направлении высоких тополей на краю переулка, обрывавшегося к водам реки, давшей городу своё имя, ни Озарова, оживленно переговаривавшегося с группой невесть откуда появившихся казаков, ни пристально наблюдавшего за всем действием высокого, мощного господина, с квадратной челюстью, в тёмные очках и наглухо застегнутом штатском костюме. Приходить в себя он начал минут через пять, когда в его мозг проник возбуждённый голос Григорьева:
