Имение семейства де Суэро располагалось в живописной местности. Здесь сходились скалистые горы и пологие степные холмы. Особенно красиво здесь было поздней осенью, когда лес на склонах гор становился пронзительно-жёлтым, а выгоревшие степные травы дурманили своим ароматом.
Дочь хозяина, сеньора Родриго, Марианна, выросла здесь и провела в этих краях все семнадцать лет своей жизни. Она ещё многого не знала, но порой в мечтах уносилась очень далеко от родимых мест, представляя себе будущую жизнь, которая казалась ей полной красок, веселья, словом — бесконечным карнавалом. Она и знать не хотела, чем занимаются её отец, мать. Её раздражали разговоры об урожае, о том, что следует сеять на полях, чтобы выгодно продать выращенное. Ей казалось, деньги в семье никогда не иссякнут, и её мало заботило, откуда они берутся.
Марианна была единственным ребёнком в семье. И отец, и мать очень любили её, но каждый — своей любовью. Если мать старалась спрятать свою любовь глубоко в душе, и мало чем выказывала её, то отец, наоборот, стремился всегда и во всём подчёркивать своё расположение. Он позволял Марианне буквально всё, будь это даже самый сумасбродный каприз, который приходил ей на ум, а Марианна была мастерицей на всякие выдумки.
А вот сеньора де Суэро, донна Мария, не забывала подчёркивать строгость в отношениях между собой и дочерью.
— Как тебе не стыдно, — говаривала мать, если Марианна позволяла себе очередную вольность, — ты не должна забывать, к какому роду принадлежишь. Ведь что тогда смогут позволить себе крестьяне, если даже их госпожа появляется на людях без шляпки, не удосужившись даже заколоть волосы.
— Мама, меня мало волнует то, что обо мне подумают люди. Я вольна поступать так, как мне хочется. К чему тогда знатное происхождение, деньги, если я поминутно должна себя одёргивать? Я свободна — и этим сказано всё.
— Да, ты свободна, — чуть иронично улыбалась донна Мария, в душе восхищаясь своей дочерью, — но только в определённых рамках, за которые выходить нельзя.
— Эти рамки, мама, слишком узки для меня.
— Не мы их придумали и не нам их нарушать.
— А я всё равно буду делать то, что хочу.
