Адам Холмс ничем не напоминал ни одного из тех, с кем она была прежде. Либерти принялась за работу и начала стричь его волосы. Она не собиралась делать ему по-военному короткую стрижку, поэтому лишь привела пряди в порядок и подровняла.
Адам немного склонил голову. Осматривая его длинные темные волосы, Либерти положила руки ему на плечи.
Она почувствовала твердые бугры. От генерала буквально исходило напряжение. Как он мог работать в таком состоянии? Должно быть, Адам жил в агонии.
Закончив со стрижкой, Либерти отложила ножницы и надавила ладонями ему на плечи. Он застонал, но тут же спохватился.
— Что ты делаешь?
— Как, черт возьми, ты целыми днями работаешь, когда мышцы у тебя напряжены и тверже камня?
— Я делаю то, что должен, — однако он снова склонил голову, подставляя шею. Либерти принялась сжимать ее пальцами, разминая твердые узлы. — Боже, как же хорошо.
Улыбнувшись, Либерти продолжила избавлять его от напряжения. Она спустилась немного ниже, но рубашка цеплялась за пальцы и мешала. Спина Адама была скована не меньше.
— Сними рубашку. Без нее будет проще.
Он замер.
— Я не уверен, что…
— Боитесь, что я воспользуюсь вами, генерал? — Либерти сильнее сжала пальцы.
— Я не твой тип… — с его губ сорвался смешок, — и слишком стар для тебя.
— Адам, мне тридцать пять, — рассмеялась она, — вряд ли ты намного древнее. А теперь веди себя как взрослый и сними рубашку.
Обернувшись, Адам через плечо посмотрел на Либерти и встал. Головой он почти задевал крышу грузовика. Быстро расстегнув пуговицы, Адам повел плечами и скинул рубашку на пол.
Либерти обмерла и едва сумела вдохнуть.
Генерал был таким…крепким.
Она не ожидала увидеть твердые сильные выпирающие мышцы. Он не был похож на большинство солдат, но однозначно обладал силой и восхитительной жесткостью, на которую не смогла бы закрыть глаза ни одна женщина.
— Что вы скрывали от меня, генерал.
Глава 3
Адам сидел совершенно неподвижно, слушая тихое дыхание Либерти у себя за спиной. Он буквально чувствовал, как ее энергия заполняла собой все пространство.
В голосе Либерти сквозил интерес, и искушение окутало Адама, словно аромат любимого кофе. Он не пил мокко с белым шоколадом и двойным кофеином с самого начала вторжения и вряд ли когда-либо выпил бы снова.
— Не понимаю, о чем ты, — Адам обеими руками вцепился в край табуретки.
— О, думаю, ты прекрасно понимаешь, — мягкая рука скользнула по его плечу и погладила грудь. Либерти ногтями слегка оцарапала его кожу. — Я и не подозревала, что обнаружу под твоей отутюженной формой.
