Когда мы спустились, я сказала:
— Мы что-то упускаем!
Гудков фыркнул:
— Еще раз облазаем все до чердака? Нет там ничего. Только ругани наслушались. Еще и детей напугали из одиннадцатой.
— Ты что-то слышала, Лучезара? — Олевский напрягся.
— Не знаю, — призналась я. — Шепот… взгляд… Оно прячется.
Все молчали и хмурились, прислушиваясь. Бронислав задумчиво постукивал пальцем по циферблату часов, старинных, с ключиком на цепочке. Стук-стук. Стук-стук-стук. Кудель убрал палец.
— Еще! — потребовала я, глядя на часы Бон-бона.
— Что? — удивился он.
— Постучи еще.
Кудель принялся выстукивать какой-то приятный ритм. Шепот нарастал. Он шел из всех щелей, но слышала его только я. Лишь пара жирных тараканов сбежала по стене. Насекомым усиление темного коловрата было не по вкусу.
— Фу, — сказала Ксеня, отодвигаясь от стены.
— Слышу рефлекс, — тихо подал голос Олевский. — Манифестация?
— Нет, — я покачала головой и обратилась к Броне: — Оно не будет манифестировать, просто ждет, когда мы уйдем. Что это за часы?
— «Серебряная луковица» часовой фабрики «Рушнин и Ко». Начало прошлого века. Принадлежали одному из моих предков нильвэ.
— Оно их слышит, и они ему… нравятся.
— Да, — Кудель задумался, — возможно. Вроде бы это старая семейная магия – часы нильвэ отмеряют людское время и привлекают все, что вне его… фантомов, неупокоенные души… главное желание которых – вернуться к человеческой жизни.
— Это они побывали в гробу у ламии? — с любопытством уточнил Богдан Денисович, кивая на брегет.
— Да, — гордо ответил Кудель.
Ксеня демонстративно закатила глаза: мальчишки!
— Значит, оно не будет манифестировать? — с опаской уточнил Фодя.
— Нет, — сказала я. — А когда мы уйдем, выползет и опять станет сосать у жильцов коловрат.
Олевский подтверждающе кивнул. Хоть бы похвалил за догадку.
— Еще одна умная тварь, — пробормотала Марьяша. — Что-то их все больше и больше.
— Почему умная? — озадачился Фодя.
— Эволюционируют они, что ли? — подруга передернула плечами. — Отец рассказывал, фантомы не могут не реагировать на магию. Раньше достаточно было «железом» махнуть, и все, что было в радиусе сорока метров, нападало.
— Она права, — Олевский подвигал челюстью. — Пять баллов, Марья.
Марьяша радостно вздохнула. А мне? Мне пять баллов?!
— Огнецвет, что ты думаешь? — спросил Райяр.
— Одиннадцатая, — неуверенно пробормотала я.
— Почему? Отец – рабочий на фабрике. Двое детей, их мать умерла в родах три года назад.
— Богдан Денисович, я не знаю. Это… интуиция.
