Решившись, опустила глаза. Лучше бы не смотрела… Что-то было в его высокой фигуре, склонённой к моим ногам, для чего ему пришлось слегка присесть перед каретой. Что-то, отчего я смущалась едва ли не больше, чем когда раздевалась под его взглядом. Моя ступня казалась совсем маленькой, полностью помещаясь в широкой мужской ладони.
– Ты такая чувствительная, – хмыкнул он.
– Пожалуйста, прекратите… – выдохнула я, когда его пальцы, поглаживая, скользнули выше, под широкий подол платья. На нас уже наверняка посматривали, и если правителя это не смущало, то я готова была провалиться под землю со стыда. – Я обуюсь сама.
– Такая соблазнительная… И капризная, – добавил Эрланд, натягивая туфельку на мою левую ногу. – Но это поправимо.
Эрланд и сам не смог бы точно сказать, что его подтолкнуло предложить Аньяри помочь ей обуться. Он ведь не служанка в самом-то деле! Неужели приревновал к мальчишке? Глупости какие-то! Он никогда и ни с кем не испытывал ничего, даже отдалённо похожего на ревность, а сейчас ему просто не понравилось то, что кто-то может прикоснуться к его собственности.
А ещё прежде мужчина даже не догадывался, что столь невинное действие, как надевание туфель на полностью одетую девушку, может оказаться таким возбуждающим. Но, касаясь её изящных маленьких ног сквозь тонкую, как паутинка, ткань, почувствовал, как едва утихшее желание в нём снова начинает расти и горячить кровь. Хотелось задрать длинный подол и вторгнуться в это совершенное тело, даже не сняв с неё чулки.
Аньяри тоже что-то чувствовала, правитель в этом не сомневался. Слышал по её дыханию, вырывавшемуся из приоткрытых розовых губ, видел по глазам, которые, хоть и метали в него молнии, а всё же затуманивались от желания, чтобы он не останавливался. Невыносимо! Ещё и это некстати сломавшееся колесо! Новая отсрочка на пути к долгожданной цели!
Эрланд резко выдохнул, затягивая ремешки на туфлях княжны. Он сам заманил себя в ловушку. Раздразнил прикосновениями к ней, тем, что позволял себе разглядывать её обнажённое тело во всех заманчивых подробностях. Лучше бы подождал со всем этим до Лундсфальда. Прелюдия слишком уж затянулась.
Его последняя фраза явно ей не понравилась. Аньяри поджала губы и отвернулась, чтобы не смотреть на него. Гордая. Хотя, если так подумать, гордость – это всё, что у неё осталось. Всего остального она в одночасье лишилась.
Испытывал ли правитель сожаление? Нет. Это чувство было ему неведомо. А уж после того, как он увидел, с какой лёгкостью отказался от младшей дочери Регвин Альбиар и до чего хитрой стервой оказалась её старшая сестрица, и вовсе не осталось никаких сомнений. Аньяри следовало забрать из того гадюшника, который по какому-то недоразумению именовался княжеским дворцом.
