- Не надо, - прошептал Соломон, крепче сжимая их. - Позволь мне быть рядом.
Сердце Хаос бешено забилось. Они говорили ей не осквернять его собой. Не позволять его руке касаться ее нечестивого тела. Сохранять его чистоту, защищать его от тьмы, заключенной внутри и окружающей снаружи.
Она заставила себя позволить ему делать то, что, по ее мнению, было абсолютно неправильным.
- Моя мама была хорошей матерью, - начала она, желая сохранить свое имя чистым. - Такой же была и ее мама. Бабушка, - она хотела посмотреть ему в глаза, но прикасаться к нему казалось непозволительным. - Мастер... причинил ей боль. Разрушил ее. Использовал ее.
Хаос боролась с собой, не зная, как рассказать ему о той единственной части правды, которая могла все разрушить. Честно говоря, ее совсем не удивило, что Мастер оказался ее отцом. Даже если бы он не являлся ее биологическим родителем, то оставался бы им в любом другом смысле. Но природа была против нее. - Мастер…
- Хаос, - позвал ее Соломон, но она не могла встретиться с ним взглядом. - Посмотри на меня.
Она покачала головой, ее глаза наполнились горячими слезами.
- Я... отродье... Сатаны, - выдавила она из себя.
- Что? - тихо прошептал он. Ее глаза метнулись к его лицу, и от боли в его взгляде у нее свело желудок. - Как ты можешь такое говорить? - спросил он, качая головой.
Хаос дернулась, пытаясь избежать его благочестивых рук, обхвативших ее лицо.
- Посмотри на меня, Красавица, сейчас же.
Резкий голос, прозвучавший командным тоном, заставил ее поднять на него глаза, полные стыда, словно запуская внутри нее механизм, принуждающий испытывать трепетное уважение к мастеру. Теперь он был ее мастером. Она не знала, как это произошло и что послужило причиной. В сущности, это ломало всю логику их взаимоотношений. Он прикасался к ее нечестивому телу, смотрел на грязные вещи, видел их и все же... этот... этот взгляд...
Дыхание Хаос стало слишком быстрым, легкие горели изнутри, когда она посмотрела в его глаза небесно-голубого цвета. Любовь, с которой он смотрел на нее, пронзила ее насквозь, отдавшись болью в глубине.
- Ты не принадлежишь ему, - прошептал он, поглаживая ее щеки большими пальцами. - Ты никогда не была его. Ты всегда была моей.
Его слова проникли в ее сердце. Они обернулись вокруг сожалений, непростительных секретов, словно сжав их крепкой хваткой. Затем дернули. Потянули и вырвали мучительный всхлип из самой сути ее существа.
Его руки обхватили ее так крепко, прижимая ближе и изгоняя из нее самые тяжкие грехи. Боже, любовь... Ничего подобного она никогда прежде не испытывала. Это откровение было жгучим и красивым, и она не могла остановить вырывающееся из нее адское пламя, которое по его приказу покидало ее тело и душу.
