* * *
В землях мрачного Пограничья никто не ведал его имени.
Он и сам своего истинного имени не знал, не помнил, а посему откликался на новое, данное еще в рядах армии грозного Мортелунда — Моа. Но для большинства нанимавших его людей он был просто лич — мертвый колдун с темным прошлым. Странным прошлым — ведь никто обычно не покидал Мортелунд по собственной воле, а Моа покинул. И мало того, что покинул, так еще и против своих же выступать потом сподобился. Пошел на нежить охотиться, хоть и сам нежитью был…
И теперь, сидя в полуразваленном главном зале давно заброшенной и разоренной дворянской усадьбы, он ждал свою заслуженную плату. Он мог долго так сидеть — неподвижно, без всякого звука. Мертвому не нужно шевелить затекшее тело или шуметь дыханием. Можно бесконечно слушать шелест листьев старого дуба, глядящего сквозь дыру в разрушенной крыше. Улавливать едкий запах крошечных мышеподобных животных, устроивших под половицами гнезда, внимать их тихим песням — вот сейчас запели детенышам своим колыбельные, а утром станут приветствовать рассвет…
Моа мог просидеть так три дня, не меняя позы, покрываясь чуть заметным налетом невесомой пыли, но покой его быстро растревожили. Кто-то топотал на крыльце перед сбитой с одной петли покосившейся дверью. Топотал-топотал, да рухнул вниз сквозь ломкие, размоченные дождями в труху доски. Выругался. Заскребся, выбираясь из-под обломков. Голос был женский, знакомый.
— Чего надо? — спросил Моа.
— Оплату принесла. Одну монету. — Девушка, та самая, рыжая, что колдовала на погосте, отряхиваясь и хромая, проковыляла в зал. Сняв с шеи круглый амулет на толстом шнуре, нехотя протянула его некроманту. — И это еще вдобавок. Пойдет? Пусть не деньги, но тоже золото.
Моа взял блестящий узорчатый диск, вгляделся в него внимательно. Его единственная бровь, скрытая от гостьи капюшоном, удивленно приподнялась.
— Это не золото, а особый металл, что родится из мертвой плоти, сокрытой в земле. Откуда у тебя такая вещь?
— Моя, — девушка быстро выдернула амулет из некромантовой руки. — Всегда при мне была, сколько себя помню.
Моа откинулся на спинку кресла, в котором сидел, и капюшон соскользнул по волосам назад, за спину, приоткрывая лицо. Има разглядела его. Ахнув, попятилась.
— Так ты сам нежить! Не живой колдун, а мертвый — лич.
Внешний вид Моа не оставлял места иллюзиям — белые волосы, бледная кожа, мутный взгляд с алой искрой на дне зрачка, вместо половины лица — голый череп с пустой глазницей и выставленными наружу зубами. С живым точно не спутаешь. Для того и капюшон…
