− Конечно, старина. Тем паче, что ты уже вошел.
− Так звали − нет?
Преображенский, не поднимаясь с кресла, воззрился на седого, с просмоленной косичкой на затертом воротнике шкипера и кивнул головой.
В этом обрусевшем немце таилось нечто непреклонное и острое, как черное железо заточенного интрепеля78. Близко он ни с кем не сходился, да по совести сказать, вообще чурался кого бы то ни было. Вековал бобылем на окраине за крепостным валом в по-немецки вылизанном, аккуратном домишке. Несмотря на то, что шкиперу уже стукнуло пятьдесят с гаком, вряд ли кто на берегу иль море мог угадать его истинные лета. Моряк он был хоть куда с головы до пят: среднего роста, до зависти крепок и жилист. Он и теперь хаживал в дальние, чертом летал по вантам и без устали пыхал трубкой, как камчадальский вулкан. Словом, на жизнь не скулил, в ноги никому не кланялся.
Его сухое, нетипично плоское для немца лицо было точно гравировано сетью белых царапин и шрамов.
Серые, что вода Рейна, широко расставленные глаза лежали выпукло, как на блюде, своим резким льдистым блеском вышибая невольную знобливость у собеседника.
Откуда взялся Шульц в Охотске − никто толком не ведал. Прежняя его жизнь уходила в загадочную глубину прошлого, поэтому наушничали разное, помимо родства с нечистым шептали и такое: дескать, «чухонец-бука апосля чаепития в усердии великом куски сахару считат!»
«Да мало ли что взболтнут! − заключал сам себе Андрей Сергеевич. − Пришлого люда в Охотске хоть пруд пруди − поди разберись!.. У нас ведь тут как водится: каждый недоволен всеми и все недовольны друг другом. Ай, да ну всё… Сам черт ногу сломит! Главное − Шульц лихой моряк, туго знающий штурманское дело».
Немец независимо прогремел каблуками, уселся на стул − сват королю, брат министру, нахмурил седые брови и принялся невозмутимо разглядывать истрепанные голенища сапог.
− Что грозный, как туча? − Андрей пододвинул кисет с волжским табаком.
− А чему радоваться-то больно? Зверобои осени ждут, покуда зверь шкуру нагуляет… Вот и валандаюсь не у дел. −Немец старательно, не поднимая глаз, набивал изгрызанную зубами шкиперскую трубчонку. Говорил по-русски чисто, с характерной поморской неторопливостью.
− Слыхивал от Тимофеича, что бухту ты в его корчме сыскал. Да как сказывают: на ловца и зверь бежит. Ну их, зверобоев…
− Что так? − крыластые брови встрепенулись.
− А вот что, − горячо ответил Преображенский. −Дело я хочу предложить тебе, старина. Никак знаешь, что к берегам американским иду?
