Художник был доволен своей работой. Красное зарево в чернеющем небе уже трепетало над примитивными, и в то же время совершенно непонятными, ввергающими в панику свой алогичностью сооружениями. Запах был уже готов, и практически была готова акустическая подкраска — тяжёлая, мрачная нота, постоянно висящая в воздухе, к которой изредка добавлялся накатывающийся и исчезающий в небесах грохот. Убирать звук художник не стал — это хорошо помогало сохранить необходимое для работы настроение. Теперь нужно сделать так, чтобы чувствовалась угроза, добавить к пейзажу действие…
Пока Воронков стучал по клавишам, за окном стемнело. Заметив это, он с некоторым сожалением оторвался от машинки и направился на улицу, заранее поёжившись в ожидании снова ощутить противную морось. Однако там, наверху, наверное, тоже были какие-то понятия об экономии, и по случаю ночи кран прикрыли — правильно, ночь и так время невесёлое, и нет необходимости делать её мрачнее.
Добравшись до щитовой, Сашка включил положенное ночью освещение и направился обратно в дежурку. Несмотря на то, что зажёгшиеся на решётчатых металлических мачтах прожектора заставили немного отступить тьму, на душе как-то резко стало муторно. Пока шёл сюда, пока с напарником трепался, пока умные мысли на бумагу выкладывал — настроение оставалось терпимым.
А теперь — стоило всего-то на десять минут отвлечься, опять накатило. Небось так тяжелобольной человек, вроде бы свыкшийся со своим недугом, вдруг заново осознаёт ужас своего положения.
Воронков бессмысленно громко хлопнул дверью, пнул ножку стола, а потом уселся — но не за стол, к машинке, а на старый, до черноты засаленный диван. Уселся и только потом сообразил:
«Ведь я же из цивильного не переоделся!»
Спешно подскочив, Сашка продолжил мысль вслух:
— Во-во… Забиты мозги всякой мутью, вот и делаю всё наперекосяк!
«И вообще, не худо бы сейчас просто взять и проснуться. Подальше от всяких страхов и предчувствий, а заодно и от среднерусской погоды, которая решила, что мне самое время отсыреть как следует. Лучше всего где-нибудь в Крыму, на пляже…»
Он представил себя на солнечном пляже под Алупкой, вдали от неприятностей, похожих на галлюцинации,— и застонал в голос. Эх, мечты…
Но, кстати, это ещё вопрос — был бы он в Крыму достаточно далеко от помянутых «неприятностей». А куда ещё можно сбежать — на Северный полюс? На Южный?
Воронков чертыхнулся. Сбежать — ага, щас! Случайно сдохший автобус, случайно не тормозящиеся попутки — похоже, что его из города попросту не выпускают! Хотя, с другой стороны, это радует — раз для них это важно, значит их возможности не беспредельны… Но
