Царевна Волхова | страница 4



И уж глубокой ночью, когда Сенечка заснул наконец, напоенный отваром малины, чаем из листьев смородины и аспирином, Тася, виновато потупясь, спросила.

- Эльчик... а сон-травы не осталось?

- Ну, мам! - Эля умоляюще взглянула на мать, но встретив пустой неживой её взгляд, сдалась.

- Там... я тебе немножко оставила.

И стремглав метнувшись на кухню, вытащила из шкафчика плоскую бутылочку коньяку, задвинутую за штабеля кастрюлек.

- Откуда это? - поразилась Тася. - Ах, да... - она вспомнила как на прошлой неделе - на страшной неделе, когда переехали они сюда, в этот дом на окраине Москвы, она впервые купила себе не вина, как обычно, а коньяку. Много... Тогда к ней приехала Ксана, посидела с часочек, а потом... Нет, что было потом Тася не помнила. А вот эта бутылочка, как видно, осталась, а Элька её припрятала.

Она поцеловала дочь и ушла к себе.

И упала ночь в пустоту, в которой нет времени и не светят звезды.

И Эля никак не могла уснуть - она лежала без сна.

"Какой же мне достать сон-травы?" - думала она, кусая мизинец.

Когда не спала - Эля всегда так - кусала пальцы.

Мама как-то подметила, засмеялась: "Смотри, до косточки не проешь!"

Они всегда понимали друг друга. И сейчас тоже. Только не понимали что делать...

Жизнь - всегда такая светлая, радостная, полная до краев - вдруг оскалила зубы в звериной усмешке. Она разом сбила их с ног и глумилась, помахивая над головами мерным маятником времени, чудовищным как смертоносный стальной серп в рассказе Эдгара По.

"Неужели же? Неужели весь этот ужас как-то связан с тем, что я взялась за розыски деда? - часто думала Тася, глядя в окно, тонувшее в сигаретном дыму. - Но почему? Почему..."

Они попали в беду. И помощи ждать было неоткуда. И время застыло над ними душным пологом, непроглядное, как заболоченная вода.

Глава 2

ЦЫГАНКА

Анастасия Сергеевна Пронина - Элина мама - родилась в Москве в начале шестидесятых. Ее родители, люди милые и домашние, всю жизнь тихо-спокойно прослужили в советских учреждениях, думать не думая ни о вольности, ни о протестах. Им и так было хорошо! Но дочка Тася невесть от кого из предков переняла непокорную, диковатую жажду свободы. Все её упрямое существо требовало чего-то особенного - незнакомого уклада, отвергающего жизнь по накатанной колее.

Всю свою юность она готовилась поступить в театральный, занималась в хореографической студии дворца "Серп и молот", брала уроки у когда-то известной, а теперь одинокой и всеми позабытой актрисы - та обучала Тасю основам сценической речи и актерского мастерства. Старая актриса уверяла, что у её ученицы несомненный дар - стоило только взглянуть в сияющие распахнутые глаза цвета влажных каштанов, услышать звонкий заразительный смех, чтобы понять: у этой девушки дар Божий, ей многое дано и остается только уповать на удачу, а остальное приложится.