Зато у меня теперь было вдоволь времени, чтобы убрать со стола и прибраться в горнице, а после вволю полежать в горячей купели, прогоняя дурные мысли. Мысленно просила духов воды смыть с души и тела мой тяжкий грех, но камень, давивший на сердце, никак не хотел убираться.
Что сказала бы старая Ульва, если б знала, какое злодеяние я совершила, желая помочь? Случалось ли ей губить человека зазря вместо того, чтобы продлить ему жизнь? Как же мне не хватало ее утешения, ее ласковых глаз и добрых слов! А еще было горько осознавать, как станут проклинать меня люди в деревне за то, что сжила со свету старого Гилля. И что если старая Линне или разгневанная Марта решат искать правды в Старом Замке у старого лорда Хенрика, желая мне смерти?
От этой мысли я зябко поежилась, несмотря на то, что лежала в горячей воде. Лучше не думать о том, что велит сделать старый лорд с ведьмой, лишившей жизни человека. И так на душе тошно. Но даже если меня минует людская расправа, что мне делать дальше? Как жить? Чем кормиться, если Ирах больше не примет от меня сушеных трав и грибов, припасенных за лето для продажи? Если больше ни одна душа не позовет меня исцелить хворь и не наградит за то парочкой медяков?
Бесполезная. Никчемная. Навеки проклятая.
Горькие слезы отчаяния закапали из глаз в исходящую паром воду. Как была я никем, невесть где взявшейся приблудой, так и сгину никем, всеми забытая и гонимая.
Со двора вдруг раздался звук топора — видать, Энги притащил из лесу срубленное дерево и принялся кромсать его на поленья. Среди черной пустоты в душу закрался язычок приятного тепла — он один не отвернулся от меня. Не стал гнать со двора, пожалел сироту, относился с добром, добывал для меня серебреники и утешил, как мог. Глубоко вздохнув, я утерла слезы и занялась мытьем косы — негоже заставлять парня долго мерзнуть во дворе.
Поспешив закончить купание, я переоделась в чистое, кликнула Энги и присела у печи сушить и расчесывать волосы.
— Полегчало? — спросил он с порога, едва затворив за собой дверь.
Я взглянула на Энги с благодарностью и не смогла отвести глаз. Статный, ладно скроенный молодой парень, разрумянившийся на крепком морозе, с чистым ясным взглядом, в накинутом на плечи подлатнике и мокрой от пота рубахе с закатанными до локтей рукавами — он был сейчас необыкновенно хорош. Такому бы под стать красивую, видную девушку, вроде Келды — и могли бы стать славной парой, вместе хозяйство вести, растить детишек…
