Мире, казалось, полегчало.
— Почему он ко мне больше не ходит, а? Скажи мне, почему?
Я пожала плечами. Обижать подругу своими домыслами я бы не стала даже под пыткой, а что там творится в голове у Энги — мне неведомо. Да и знать не хотелось.
— Может, с деньгами у него сейчас туго, — рискнула предположить я.
— Я ведь не прошу с него денег, — жалобно протянула Мира, шмыгнув носом, будто обиженная девчонка. — Может, у меня с ним все по-другому…
— По-другому? — не поняла я.
— Может, у меня с ним любовь… — снова хлюпнула Мира и тяжело опустилась на край кровати. — Ведь я же старалась… Ведь ему же хорошо было…
Мне стало так жаль бедняжку Миру, что я поборола брезгливость и пересела с кресла на кровать, рядом с ней. Приобняла за плечи и поспешила дать себе обещание, что непременно поговорю с Энги о Мире. Вдруг присмотрится к девчонке-то? Ну и что, что ее промысел у людей не в особом почете? Ведь если остепенится, замуж выйдет, детей нарожает…
…тогда мне придется идти из дому вон.
Я горько вздохнула.
— Может, еще одумается, — ободряюще сказала я.
— Ты поговоришь с ним, Илва? — в жалко утирающей нос Мире сложно было узнать недавнюю воительницу.
— Я-то поговорю, — я снова тяжело вздохнула, вспоминая, как один такой разговор между нами уже состоялся, — но он не особенно меня слушает.
Нащупав в поясном кармане платок, я заботливо вытерла подруге выступившие слезы.
— Может, он себе в деревне какую из девчонок присмотрел? — я постаралась деликатно отвести от себя удар.
— Не сунется он туда, — вздохнула Мира, — не любят его деревенские.
— За дезертирство?
— Мужики — да, пожалуй, за это. Бабы… те, кто постарше, девок от таких берегут. А девки-то считают его гордецом.
— Почему?
— Ты не знаешь? — Мира покосилась на меня темно-серым глазом, отобрала платок из моих рук и утерла нос.
— Нет, — призналась я, и во мне вновь разгорелось любопытство, — расскажи.
— Было это еще до того, как он покинул деревню. Нанялся в стражники к старому лорду Хенрику. Мечом-то он всегда горазд был помахать: первый меч ему еще старый кузнец выковал, отец Хакона. Деньги, небось, у матери тогда своровал…
Мне не хотелось думать так плохо об Энги, но я молчала, затаив дыхание.
— А там закрутил он любовь — и с кем, ты подумай? Ни в жизнь не угадаешь. С самой господской дочерью, леди Магдаленой.
— С сестрой Милдреда? — ахнула я.
— А то. Уж не знаю, задурил ли он ей голову, или она ему, а только метил он не иначе как в самые зятья к старому лорду. Ублюдок-то, а?.. Из-за Магдалены этой и вышла та позорная потеха на площади перед Старым Замком, которая ославила Тура среди деревенских.
