Он скривился.
— Это долгая история, и пересказывать ее болтливой бабе я не собираюсь. Я вернулся домой и хотел забыть обо всем этом вонючем дерьме, которое пережил, но каждая, Создатель ее дери, шелудивая шавка старается мне об этом напомнить и ткнуть в это дерьмо носом!
Энги непроизвольно провел грязной ладонью по вздувшейся на бычьей шее багровой полосе от плети. Кожа местами была содрана, в рваных краях запеклась кровь, несколько багровых пятен красовались на вороте нижней рубахи. Чутье лекаря побудило меня отвести его руку от знака господской «милости» и осмотреть ссадину.
— Болит?
Он презрительно фыркнул и отшвырнул мою руку. Но лекарь во мне победил смиренную девицу, привыкшую безропотно помалкивать.
— Сядь, я промою твою рану, — сказала я мягко.
— Ты называешь раной эту царапину? — хмыкнул он снисходительно. — Если бы ты хоть раз видела настоящую битву, ты бы знала, что такое ранения!
— Я видела и знаю, — осадила я его. — Ты забыл, что мы живем в приграничье? Еще луна не поменяла полностью свой лик с последнего побоища там, в лесу… Через Три Холма двое суток шли обозы с ранеными, а я тут, увы, единственная, кто умеет врачевать, после смерти Ульвы… твоей матери. Так что можешь кричать, можешь фыркать, можешь драться со мной, но ты сейчас — не на войне. Твоя ссадина болит, ты трогал ее грязными руками — позволь мне облегчить боль и заживить ее быстрее. Что за нужда мучиться? Хочешь показать свою храбрость? Так на курах уже показал.
Я толкнула его в грудь и заставила сесть на лежанку. Он смотрел на меня с недоверием, но больше не спорил: невероятно, но мне показалось, что даже гнев в его болотных глазах поутих. Я же впервые за сегодня почувствовала себя хорошо и спокойно, занявшись привычным делом. Подбросила дров в печь, поставила на огонь колодезную воду, заставила Тура снять кожаную куртку и расшнуровать ворот рубахи. Пока грелась вода, замесила кашицу из целебных трав и кореньев, которые помогут содранной коже быстрей восстановиться и успокоят боль. Он судорожно дернулся, когда я принялась промывать его рану от грязи и крови, но послушно терпел, пока я доводила дело до конца.
— Ну вот, — я удовлетворенно оглядела свою работу, закончив наносить на кровавую полосу целебное снадобье. — До вечера не смывай. К Мире пойдешь уже как новенький.
Щеки Тура тотчас порозовели, что твои яблоки на летнем солнце, и он смущенно отвел глаза.
— Я… никуда сегодня не пойду.
— Почему? — удивилась я. — Она сказала, что будет тебя ждать.
