Утерев рукавом выступившие слезы, я посмотрела на запертый сарай. Ну не ночевать же, стоя на улице, в самом деле? Сарай я хорошо утеплила соломой еще в начале осени, чтобы мои курочки не мерзли зимой. А значит, внутри я не должна околеть от холода.
Рано же поутру побегу к Ираху со своей бедой — авось не откажет в помощи, как и обещал.
Сонные куры встревоженно закудахтали, когда я непрошеной гостьей вломилась к ним посреди ночи. Конечно же, внутри царила темень. Я на ощупь сгребла в угол побольше соломы, плотнее закутала голову и плечи теплым платком и свернулась клубочком поверх нехитрого ложа.
Меня душили рыдания.
За что мне такие беды? И так нелегко жить на свете сиротой, не помнящей своего рода и племени, отвергнутой и презираемой своими же односельчанами, которые даже по прошествии пяти лет считали меня чужачкой и ведьмой. Я пережила смерть Ульвы, которую любила, пережила уныние и голод, смирилась с одиночеством, но у меня хотя бы был угол, где я чувствовала себя дома, в безопасности… А что теперь будет со мной? Откуда взялся на мою голову этот пришелец?
Я теперь даже не пыталась утирать льющиеся ручьями слезы — рукав телогрейки и край платка и без того были насквозь мокрыми. Сейчас, в темноте, мои беды казались особенно горькими: жалела себя, вновь скорбела об Ульве, винила во всех своих несчастьях грубияна-Тура. Но мало-помалу слезы высохли, всхлипы стали реже, а мысли потекли в ином русле. Бедная Ульва, как она печалилась, что до смерти ей так и не удалось повидать единственного ребенка! Он ушел из дому незадолго до моего появления в ее жизни, мечтая поступить на службу к королю и стать гвардейцем. Помню, поначалу она частенько говорила о нем, гордилась тем, что сумела в одиночку поднять на ноги свое дитя и обучить его грамоте, хотя сама так и не научилась читать. Да что толку в грамоте, если так и не дождалась она от сына ни единой строчки? Года три назад проезжал по Трем Холмам королевский посол с гвардейцами в охране, от одного из них Ульва и узнала, что у сына дела идут как нельзя лучше и что желание его исполнилось.
После того не поминала она его в разговорах, а я и думать забыла о нем.
И вот — на тебе, приехал, когда его уже и не ждал никто. Что ему не сиделось в гвардейцах-то? Тепло, поди, и сыто, доспехами и конем вот обзавелся…
Мысли постепенно размягчались киселем и уплывали, баюкая измученный разум, и в конце концов я сама не заметила, как задремала.
