Но Мира старательно прятала глаза, глядя то вниз, то в сторону, и даже едва не спалила очередной темный локон, забыв вовремя убрать щипцы.
— Как ему знать? Пьян был, что творил — уже и не помнит, поди.
— А ты, значит, помнишь, — сощурилась я. — А ну-ка, ложись да покажи живот.
— Зачем это? — насторожилась Мира.
— Затем, что ты врешь. А я хочу проверить.
— Вру, что понесла? — возмутилась Мира. — Да как бы я о таком солгала?
— Не о том врешь. Ложись и покажи живот, иначе ни за что не поверю, что ребенок от Энги.
С горестным вздохом и с явным неудовольствием Мира послушалась и подтянула наверх подол платья. Я осторожно пощупала гладкий упругий живот — с виду и не скажешь, что девица уж в тяжести ходит. Но мои пальцы знали, что и где искать.
— Святые духи, — в растерянности я даже прикрыла рот ладонью. — Уже не меньше трех лун. Мира, так ты ведь давно знаешь…
Подруга недовольно поправила на себе платье и поднялась на постели, взглянув на меня исподлобья.
— Недавно. Я думала, из-за зелья того кровь не приходит.
— И ты все это время пила зелье?!
— Когда пила, а когда не пила, — пожала плечами Мира, — что уж теперь?
С губ уже готов был сорваться горький упрек, да я вовремя прикрыла рот ладонью. Зелье то было вовсе не безобидное. Если пить его, будучи тяжелой, то дитя может родиться нездоровым… Но что толку теперь пугать Миру? Ей и так несладко придется…
— Больше не пей, — выдохнула я.
— Расскажешь ведь Туру, да? — уныло протянула Мира.
— Конечно, расскажу! — я сердито нахмурилась. — Зачем на него чужих детей вешаешь?
— Так ведь никто другой бы на мне и не женился!
— И он бы не женился. Говорила же: не люба ты ему!
— Ой, Илва, — она отмахнулась, поправила на себе платье, вернулась в кресло и как ни в чем не бывало принялась завивать очередной локон, — легко тебе говорить. Раз уж так, принеси мне другого зелья, чтобы скинуть, пока живот не начал расти.
Я в страхе отпрянула:
— Нет! Не могу.
— Как? — теперь уже Мира ошеломленно уставилась на меня, выронив из пальцев щипцы. — Почему не можешь? Ты же всякие зелья знаешь! Я точно знаю, что такое есть!
— Не смогу я погубить живое дитя в утробе матери, — я качала головой, как безумная, придя в ужас от самой этой мысли.
— Что ты говоришь? — она взвилась с места. — А мне что прикажешь делать? Еще немного, и меня, брюхатую, никто больше не захочет! А куда мне потом ребенка девать? Как мне его растить? Чем я буду кормить себя и выродка этого?
«Об этом надо было раньше думать», — зло подумалось мне, но я смолчала — что толку добивать бедняжку?
