Тайна двух лун | страница 46



10. Мангровая чаща

– Что с тобой, Килайя?

Аламеда попыталась сосредоточить взгляд на говорящем. Лони? Почему он так уставился?

– Не называй меня Килайя, я же просила, – тут она почувствовала на лбу что-то мокрое и брезгливо скинула с себя – рядом упала связка влажного тростника. – Это ещё зачем?

– Все гребли к берегу, и вдруг тебе стало плохо, – сказала появившаяся в поле зрения Нита. Вид у неё был встревоженный. – Ты бредила.

Аламеда огляделась, пытаясь понять, где находится. Она сидела на краю плота, свесив ноги в воду, рядом подёргивалась на волнах рукоять весла. Островитяне столпились кругом и поглядывали на неё с опаской.

Берег… Конечно… Это она первой заметила очертания суши на горизонте и разбудила остальных. Сели на вёсла, а потом… Потом она вдруг услышала голос. И следом в солнечных бликах на воде появилось лицо… как накануне. Доктор… Опять этот проклятый доктор. Как ему удаётся?

– Дай ей воды, – сказала возникшая рядом Муна и протянула глиняную посудину со скудной каплей на дне. – Похоже, наша белянка обессилила от тяжёлой гребли.

– Уйди, Муна, – бросила Нита, забрав у сестры плошку.

– Мне лучше, не нужно воды, – ответила Аламеда, отстранив руку подруги, – поплыли к берегу.

Она покосилась на Муну, их взгляды встретились, но в глазах той читалось холодное безразличие. Откуда в ней эта враждебность? Муна кажется умнее соплеменников. Независима в суждениях и не склонна к пересудам. Ревнует к сестре? Или почувствовала в Аламеде соперницу? Нет, вряд ли. Было бы за кого соперничать. Местные мужчины не нужны Аламеде. Ни один из них и ногтя Роутэга не стоит. В целом, неплохие люди, но слишком просты, недалёки, их стремления ограничены одним инстинктом выживания. Да и Муне они не нужны. Не достойны такой, как она.

Муна напоминала Аламеде прежнюю себя: сильную, волевую, независимую и прекрасную, как дикое растение. Что-то сродни шипастой лиане, которая упорно карабкается к солнцу и цветёт броскими бутонами. Когда-то она сама была такой, но той Аламеды больше нет. Случившееся с ней изуродовало её душу, исказило саму её природу, и теперь всё существо желало лишь одного: отмщения. Что уж говорить о внешности… Новое лицо виделось ей каким-то блёклым пятном. Она, конечно, замечала на себе взгляды мужчин, но скорее любопытствующие, а не заинтересованные, и осознавала, что в глубине души завидует Муне.

Все вернулись на вёсла, продолжая вполголоса обсуждать случившееся и поглядывать на Аламеду.