Аламеда сжала в ладони ребристую рукоять. Тронула пальцем каждый из семи зубьев – острые, как наконечники стрел.
– Таким только чудовищ и потрошить, – сказала она содрогнувшись и отдала кинжал Арэнку.
– Боюсь, в скором времени этим мы и займёмся… – ответил он закрывая ножны. – Но знаешь, что самое замечательное в трёх кинжалах? Даже если метнуть их в противника, они всегда вернутся в руку обладателя. Подарив мне эти клинки, отец передал с ними и право хранителя. Теперь они слушаются только меня. В тот день он также дал мне вот это, – Арэнк достал из свёртка красную, расшитую клыками и зубами животных тряпицу и повязал ею лоб. – Головной убор вожака племени Чёрного Дорея. Отец готовил меня к предводительству, хотя знал, что его народ обречён. Он никогда не переставал верить в Водные Врата и, умирая, заклял своего единственного сына найти их, не дать погибнуть нашему роду, спасти тех, кто выживет… Но не спасся никто, кроме меня… Я не смог исполнить его просьбу и оправдать возложенных надежд, но всё же поклялся себе, что найду Водные Врата.
– Как погибло твоё племя? – спросила Аламеда. Она почувствовала в словах Арэнка так хорошо знакомую ей горечь утраты.
– Как и все остальные племена Лакоса… Буря, которую устроил Мокрун, в сравнение не идёт с той, что обрушилась на мою землю в день смерти родителей и всего нашего народа, – Арэнк усталым движением снял со лба повязку вожака. – Я проснулся ночью по голову в воде. Вынырнул, в страхе хватая ртом воздух. Стояла кромешная тьма, только крики людей и шум стихии смешались в один неразборчивый гвалт. Вероятно, огромная волна обрушилась на остров, пока все спали. Я вслепую хватался за обломки хижин и лодок, плыл на голоса людей, но наступающая вода вновь отбрасывала меня. Внезапно я услышал крик отца. «Арэнк, Арэнк!» – звал он, откашливаясь от воды, которая то и дело заполняла ему рот. Следующая волна буквально бросила меня на него. Отец держался за стену хижины, выглядывающую из океанской пены… моей хижины… В руках у него был туго перетянутый свёрток, он самый, – с этими словами Арэнк прижал его к груди. – «Отыщи Водные Врата. Спасись сам и не дай погибнуть нашему народу», – успел сказать мне отец, перед тем как очередной удар стихии не разделил нас навсегда.
Арэнк замолчал ненадолго, сжимая рукой свой свёрток, затем снова поднял глаза на Аламеду.
– Всю ночь я сражался за собственную жизнь, тщетно пытаясь отыскать мать, отца и сестёр, спасти хоть кого-нибудь из соплеменников. Вода истерзала моё тело, как свирепый хищник, и я уже думал, что не доживу до рассвета. Но он настал. Слабое свечение на горизонте успокоило бурю и озарило то, что осталось от моей земли. Повсюду плавали обломки прежнего мира: вещи, тела людей. До самого восхода солнца в зенит я искал выживших, пока не понял, что их нет. Под водой мне посчастливилось найти чудом уцелевшую тростниковую лодку и поднять её со дна. Я грёб над местом, которое ещё накануне было моей землёй, и вдруг увидел на воде рогожное одеяло, зацепившееся за обломок какой-то хижины. Его вышивала моя мать, и под ним всегда спали втроём мои юные сёстры. Теперь же оно одиноко покачивалось на волнах, а девочек не было и следа. Поверь мне, Аламеда, я редко роняю слёзы, но в тот миг я не смог их сдержать, они сами текли из глаз, не подчиняясь моей воле. Я подобрал одеяло, отжал и бросил в лодку. Высохнув на солнце, оно ещё много ночей служило мне защитой от ветров, поднимающихся над Большой Водой.
