Вдоволь наглядевшись по сторонам, она стала отслеживать свое состояние и поняла, что ей просто хорошо. То ли от смены обстановки, то ли от того, что солнце так ласково греет макушку, отбрасывая на стол мягкие тени листьев. Город, в отличие от квартиры, ее не ждал. Он жил и менялся, не обращая внимания на ее отсутствие. Весь персонал, кроме этой хостес, успел смениться, кресла и столы тоже были другими. Бордюры, дорожные знаки, клумбы, по-другому покрашенный подъезд, старушка с первого этажа тоже не дождалась и умерла два месяца назад. Кира дошла до «Uilliam’s», а перед ним какое-то новое заведение. Винтажный магазин ее подруги закрыт, место сдается – вот так сюрприз. Никто ее не ставит в известность, жизнь кипит и без нее. И Макс живет этой кипучей жизнью. Живет и меняется. Больно резануло где-то под диафрагмой. Кира уже не знала, кто он без нее.
Она вертела головой, как турист на экскурсии. Пошла дальше, не взглянув на серую вытоптанную клумбу, на картонку, на которой ночевал бомж. Сейчас она видела только блестящие витрины, безупречно одетых стройных девушек, выдраенные машины, всеобщую суету – дружелюбную, энергичную, улыбающуюся. Про вторую, вернее, ту, первую, обшарпанную, неблагополучную сторону улиц Кира прекрасно знала, но осознанно не замечала ее. Как будто сумела усилием воли отключить область восприятия всего неэстетичного, всего, что навевает печаль. Почему же не получилось выключить свою озабоченность экологическими проблемами, которые, как мигрень Понтия Пилата, не оставляла ее в покое? «Наверное, потому что не пробовала. Можно ли воспитывать в себе пофигизм после того, как ты узнал неудобную ноющую правду?» – подумала она.
Воздух в Москве был сильно грязнее лондонского. Это чувствовалось. Кира вспомнила двух школьных подруг, живших в Алма-Ате. Когда она ужасалась, как они могут терпеть постоянный смрад, те удивленно отвечали, что не замечают его и все не настолько уж плохо – воздух как воздух. «Какой же предел возможностей организма должен наступить, чтобы люди начали замечать и бить тревогу? Ронять не отдельные выкрики, а заголосить единым хором и орать без устали до тех пор, пока их не услышат? Или люди способны безропотно приспосабливаться к абсолютно любым условиям? Наверное, так и есть – живут же на свалках. Даже не одним поколением. Значит, машина саморазрушения человечества не останавливается никогда». Эта мысль, какая-то фоновая, отвлеченная, проскользнула в голове, пока Кира поднималась по лестнице домой, – появилась и так же бесследно исчезла. Макса все еще не было.
