В Лондоне Кире требовалось быть через две недели. С Максимом она так и не поговорила, хотя слова рвались наружу при каждом его пойманном взгляде. Слова копились, как разряды в грозовом облаке, и вот-вот готовы были обрушиться на человека, который мог усвоить только десятую их часть. Как-то Максим набрался смелости и сказал Кире после ее очередной долгой и очень умной речи об их отношениях, что единственная мысль, которая его посещает во время подобного монолога, – это «быстрей бы он закончился». Он даже не понял, насколько «зря» была его смелость. Наверное, любые оскорбления мира стали бы для Киры менее обидными, чем это признание. Оно отобрало у Киры значимость и наградило чувством тотальной бесполезности ее интеллекта. Теперь каждый раз, когда они разговаривали даже на вполне безобидные бытовые темы, она мучилась вопросом, слушает ли он, или только делает вид. Одно время Кира даже стала пытливо заглядывать ему в глаза и переспрашивать, но выглядело это по-идиотски, словно учительница требовала пересказ у провинившегося школьника. Их диалоги становились все короче и уже почти сошли на нет.
Облака над Миланом были неестественно красивыми, как и сама Италия, даже чересчур открыточными, неправдоподобными. В аэропорту ее уже ждал такой же итальянец с киношным именем Леонардо. Они познакомились два года назад в последний день пребывания Киры на Майорке. Познакомились банально, на пляже, и по всем жанрам курортного романа он пригласил ее на ужин и прогулку под луной. Уже тогда Кирино девчачье романтическое восприятие мужчин начало угасать, однако, она честно была готова отработать свою роль: надеть красивое легкое платье, выпить пару бокалов вина, честно пройтись по пляжу и далее заняться тем, для чего нужно было терпеть все предыдущее. Затем навсегда расстаться и иногда улыбаться, вспоминая киношное имя.
Накануне этого знакомства она с подругами до утра веселилась в баре при отеле, поэтому решила прилечь отдохнуть перед первым свиданием с Леонардо. Все же ей хотелось соответствовать темпераменту жгучего итальянца. Он должен был зайти за ней в восемь. В 7:30 она все еще лежала в постели. Не спала и думала: зачем мужчины и женщины всего мира так тщательно скрывают то, что все равно остается очевидным? Зачем мужчины приглашают женщин на ужин без всякого желания есть? А женщины полдня выбирают платье, хотя прекрасно знают, что оно слетит с них через два часа за несколько секунд? Или хуже того, сами изнемогая от желания, не дают мужчинам прикоснуться к себе неделями, потому что «не такие»? «Не такие» – значит несексуальные, не испытывающие влечения, неэмоциональные? Аргумент, как правило, один – мы не животные, чтобы отдаваться на откуп инстинктам. «Ну, во-первых, – думала Кира, – мы больше животные, чем многие думают. Во-вторых, именно в животном мире предусмотрены все эти ухаживания: павлины распускают хвосты, олени сражаются до изнеможения с соперниками, а глухари поют свои гортанные песни – главное, чтобы самкам нравилось. А мы на то и homo sapiens, чтобы в открытую, без намеков и предварительных нудных ухаживаний можно было сказать ‟я тебя хочу»».
