Жизнь Артемия Араратского | страница 36



и в глубочайшей задумчивости. Увидевши меня, она не верила своим глазам, встала и подходила ко мне в молчании; я тотчас проговорил: "Матушка, я жив!" — и бросился к ней на шею. Быв от стесненного дыхания не в состоянии ни слова промолвить, она прижала меня к груди своей и в безмолвном рыдании обливала меня своими слезами. Я также плакал — от радости, смешанной с горестию, в продолжение нескольких минут не мог сказать ни одного слова. Потом, успокоясь мало-помалу, я пересказал ей все бывшие со мною приключения с того времени, как послан был в работу. Она также рассказала мне, каким образом уведомили ее о моей смерти; какие делала по мне поминки, и напоследок, что еще претерпела во время отлучки моей от притеснений и ненависти наших злодеев. — Как уже совсем смерклось, пришел домой и старший мой брат. — Общая наша с ним радость также была велика. — Ему снова я пересказал о себе то, что говорил матери. Наконец, поужинав вместе кислого молока, которое составляло всю пищу моей матери, разошлись спать. На другой день и несколько дней сряду всем селением удивлялись о моем возвращении, и многие не верили тому, пока сами меня не увидели. — Между тем мы жили хотя скудно, но спокойно, так как по окончании полевых работ и в зимнее время занимаются все только собственными домашними работами и никуда не требуются. В продолжение зимы мать моя по совету со мною положила, чтоб женить старшего брата, на что и он согласился, тем более что успел уже скопить у себя несколько денег. Мы рассуждали, что с умножением родственников можем избавиться от притеснителей и состоять под защитою, и, для того чтобы войти в родство с достаточным домом или случайным, положили выбрать невесту не из самых молодых, но совершенных лет. И так сделали сватовство и вскоре сыграли свадьбу. Жена братнина принесла ему в приданое половину того, что он по обыкновению должен был дать ее родителям.[38] Расход свадебный несколько был наверстан тем, что всякий гость, пирующий на свадьбе, дает для жениха несколько денег,[39] коих и собралось у брата рублей до оемьнадцати.

По обычаю нашему вышедшая в замужество не может говорить в доме ни с кем, кроме своего мужа и девушек.[40] — Она объясняется одними только знаками и тотчас отворачивается, когда на нее мужчина или женщина смотрит; садится за стол с одним только мужем и не бывает за общим. Случается, что такое тиранское правило продолжается даже и после рождения молодою замужнею женщиною 3 и 4 детей и иногда до десяти лет житья своего с мужем. В исходе четвертого месяца после братниной женитьбы мне крайне наскучили немые разговоры невестки. Я сожалел и об ней, что такое обращение должно быть для нее очень и скучно, и затруднительно. Поговоря о сем с матерью, я с согласия ее предложил брату, чтоб он позволил своей жене говорить с нами языком, а не руками и ногами; а притом изъявил ему мое усердие учить ее грамоте. Итак, несмотря на жестокий и глупый наш обычай и на то, что в селении будут над нами смеяться и задирать, так как утаить сего было бы не можно, невестка обращалась с нами как должно. Вскоре после сего, по просьбе моего брата, около июня месяца, отправился я в Баязит с одним тамошним жителем, который, будучи в нашей деревне, сделался болен. У нас была лошадь, на которую посадив моего больного, сам шел пешком вместе с караваном, шедшим в Баязит же из Аштарака с вином. После полудня дошли мы до реки Ерасх, или Араке. Самое большое ее развитие уже миновало, однако все была еще очень широка и большею частию глубока. Во время разлития ее переправляются по ней иногда на плотах, а иногда на досках, привязывая к концам оных надутые кожаные пузыри, или меха, в коих обыкновенно в Азии возят в дороге вино, держат воду и молоко. Аракс при разлитии своем весьма быстр и причиняет иногда много вреда, сносит дома и истребляет посевы. С трудом нашли мы мелкое место и переправилися вброд; но при сем случае я едва не погиб вместе с моим седоком. При переходе чрез реку я сидел также на лошади позади больного. По слабости своей он не в состоянии был долго править лошадью и упустил узду, а лошадь, сбившись с мели, вдруг вступила вглубь. Мне закричали из каравана, чтоб я, оставя баязитца тонуть, спасал себя. Я ухватился за хвост моей лошади, а больной мой держался за меня. К счастию, лошадь плыла весьма сильно, билась минут до десяти, искавши выйти на мель, и наконец, увидя стоящих на другой стороне лошадей, кои успели уже переправиться, устремилась к берегу. По берегам Аракса растет кустарник, называемый елгон, имеющий листья и ветви наподобие укропных, вышиною около 3 аршин, а толщина самая большая около трех вершков. Он горит чрезвычайно пылко и дает обширное пламя. Шедшие в караване люди тотчас из сего растения разложили огонь и обсушили мое платье. Пред вечером дошли мы до деревни Плур. Я пошел ко всенощной, пел и читал. Потом вступил я в разговор с священником, чтоб от него что-нибудь узнать, делал ему разные вопросы о значении некоторых евангельских текстов; но как большая часть сельских священников не только не разумеют объяснить, но и не знают сказать, в каком месте написано то, о чем спрашиваешь, то бедный плурский священник тихонько с убедительным видом шепнул мне, чтоб я оставил мои вопросы и пришел бы к нему в дом. Он угостил меня весьма хорошим ужином и вином. Ночь провел я вместе с караваном. Между тем как я пел в церкви, то спутники мои, прославляя мою ученость, как понаслышке в нашем селении, так и по разговорам моим с ними на дороге, выдумали разгласить, что я имею намерение жениться. Почему тамошние девушки старались выглядывать из-под своих покрывал, чтобы я их заметил. Но мне было не до того; я думал, как бы только поужинать и попраздновать получше на счет священника.