На рассвете Бржетислав отправил сказать упомянутому управителю, что желает встретиться с ним, где тому будет угодно, чтобы иметь с ним тайный совет. Управитель не подозревал ничего плохого и, взяв с собой комита Држимира, отправился с ним вдвоем к Бржетиславу. Увидев их издали, юноша бросился им навстречу на расстоянии полета камня. ибо он договорился со своими воинами о том, что, как только он кинет перчатку, те будут действовать, как обещали.
Бржетислав кратко перечислил оскорбления, нанесенные ему Здерадом, и сказал: «Я беру обратно обещание, которое тебе дал, и отказываю тебе в ручательстве». Повернув затем своего коня, Бржетислав бросил ему перчатку. И тотчас из рядов войска выскочили вооруженные, полные огня, юноши: Ножислав и его брат Држикрай, сыновья Любомира, и третий — Борша, сын Олена. [Каждый] был подобен разъяренному льву, который, вздыбив гриву и поджав хвост узлом, что на конце хвоста, бьет себя по заду и колет себя в грудь палкой, торчащей из-под хвоста, и бросается на все, что ему мешает. Тремя копьями они подняли, тщетно пытавшегося бежать, Здерада в воздух, затем бросили его на землю, подобно снопу, и стали топтать копытами лошадей, без конца нанося ему раны, и, наконец, копьями пригвоздили его тело к земле. Так 11 июня, коварная судьба, уготовив такую смерть,
Сбросила Здерада злого долой с колесницы своей.
Комит Држимир, бледный, примчался в лагерь и объявил королю о происшедшем. Один лишь король был опечален и оплакивал [Здерада], все же остальные хвалили юношу, хотя и не осмеливались делать это открыто. Бржетислав, отделив свой лагерь, перенес его за один из холмов, расположенный неподалеку; большая часть войска, храбрейшая, последовала за ним.
Меж тем жена Конрада, Вирпирк, одна из числа мудрых женщин, без ведома своего мужа явилась в лагерь короля. Когда об этом доложили королю, тот созвал своих вельмож на совет. Явившись по его повелению, Вирпирк стояла перед королем вся в слезах, и рыдания заглушали ее слова. Наконец, пересилив их, она сказала:
«Король мой, невесткой твоей я слыть недостойна теперь,
Но, встав пред тобой на колени, я с просьбой идти не боюсь».
Упав ниц, она стала молить короля. Затем, поднявшись по его приказу, [Вирпирк] продолжала: «Господии мой, король! В этих краях тебе нет никакого смысла вести войну. Путем сражения ты не одержишь никакой победы. И война твоя здесь — хуже внутренней войны. А если ты решишься выдать нас и наше имущество в качестве добычи своим воинам, ты повернешь свое же оружие против себя, ибо ты ограбишь твоего брата, которому ты обязан быть защитой. Кто нападает на своих, тот идет против бога. И в то время, как ты пытаешься любым способом начти добычу в отдаленных своих областях, я укажу тебе гораздо большее богатство расположенное в самой середине твоей страны. Ведь нигде ты не обогатишься в большей степени и нигде не обретешь ты большей славы, чем в Пражском подградье и на Вышеградской улице. Там [живут] иудеи, у которых очень много золота и серебра; там самые богатые купцы всех народов и самые зажиточные монетчики, там торг, на котором твои воины могут захватить весьма богатую добычу. И если ты хочешь увидеть, как горела Троя, то ты нигде не увидишь лучше, как свирепствует Вулкан, чем если будешь смотреть, как горят упомянутые города. И [тогда] ты скажешь: «Это мое». А кому принадлежит, по твоему мнению, то, что ты опустошаешь теперь? Разве мы и наше добро не принадлежим тебе? И если ты обрушишь молнию гнева только на жизнь своего брата, то это будет недалеко от того, чтобы прослыть тебе вторым Каином. Ведь никакого ущерба не понесет твоя милость от того, что перед твоим братом открываются Греция и Далмация. Он предпочитает лучше странствовать, чем обвинять тебя в братоубийстве. Итак, прими лучше то, что посылает тебе уж не брат, а как бы твой раб». При этих словах Вирпирк вынула из-за пазухи клещи и связку прутьев
