Чешская хроника | страница 66



, мои предки — Болеслав и св. Вацлав. Если посмотреть, что умели два брата натворить, то можно представить, что могут пятеро учинить. Вот почему чем более могущественными и сильными вижу я своих сыновей, тем худшее [будущее] предчувствую своим великим духом. Ведь полны родители мыслей всегда о том, чтоб детей их не ждала беда. Поэтому и следует вперед позаботиться, чтобы после моей смерти между моими [сыновьями] не возникло никакого несогласия из-за того, кому править страной. Поэтому, во имя бога, прошу вас и приказываю вам присягнуть во имя вашей верности мне, что верховное право и престол в княжестве будет всегда получать старший по рождению среди сыновей моих и внуков[343] и что все его братья и те, кто происходит из княжеского рода, будут под его властью. Поверьте мне, если княжеством не будет управлять самодержец, то дело дойдет до того, что вы, вельможи, погибнете, а народу будет нанесен большой ущерб». Так он сказал и

Дух к небесам устремился, тело покинув его,

и, минуя толпу стоящих вокруг людей, вознесся на небо. Это произошло 10 января.

Вопль тут великий раздался, после того, что случилось.

Сколь благоразумным и проницательным был князь Бржетислав в божественных законах и в делах человеческих, сколь щедрым был он в раздаче милостыни, сколь благочестивым покровителем церквей и вдов, описать не хватило бы и красноречья Цицерона[344]. Оно иссякло бы прежде, чем была бы описана каждая из заслуг Бржетислава в отдельности.

14

После смерти Бржетислава все чехи, как великие, так и малые, с общего согласия, единодушно избрали под пенье сладостной песни «Kyrie eleison» своим князем первородного сына его — Спитигнева[345]. Это был муж весьма красивый, с волосами чернее смолы, с длинной бородой и веселым лицом, со щеками белее снега и легким румянцем на них. Что добавить еще?

Славен был муж и прекрасен, — весь с головы и до пят[346].

В первый же день после своего восшествия на престол Спитигнев совершил удивительное и великое дело. памятное на века. А именно, он приказал, чтобы сколько бы ни нашлось людей немецкого происхождения — все, будь то богатые, бедные или странники, были высланы в течение трех дней из Чехии[347], Спитигнев не разрешил остаться даже своей матери — Юдифи, дочери Оттона[348], о которой мы упоминали выше[349]. Он изгнал также и аббатису [монастыря] св. Юрия, дочь Бруно, которая оскорбила его в свое время резкими словами[350]. Как-то его отец, Бржетислав, перестраивал стены вокруг всего города Праги, и Спитигнев, который владел в то время Жатецкой областью, пожалованной ему отцом, возводил со своими людьми стену вокруг монастыря св. Юрия. И получилось так, что стену никак нельзя было правильно провести, не разрушив стоявшую там печь аббатисы. Печь обвязали уже веревкой. Когда некоторые заколебались, следует ли [разрушать ее], к ним подошел сын князя, [Спитигнев], и, как бы делая из этого посмешище, с громким смехом приказал сбросить тотчас же печь в речку Брусницу. При этом он сказал: «Не отведать сегодня госпоже аббатисе горячих пирогов». Услышав это, разгневанная аббатиса вышла из монастыря и, чувствуя себя сильно задетой словами княжеского сына, обратилась к. нему с такими язвительными словами, приведя его ими в замешательство: