— Ага, меня о том же спросили, — вяло поддакнула я.
— С философского тебя искали, — продолжил мой друг. — И все, главное, ко мне лезут, будто я…
Я хищно сверкнула глазами, из-за чего Андрей осекся и не стал обозначать свою важность для меня в глазах других. Следующие минут десять он просто молча ел гречку, залив ее перед этим молоком. А я, не в силах больше стоять на ногах, рухнула на табуретку и, сложив руки на стол, тяжело опустила на них голову.
— Может тебе это… Полежать, что-ли?
— Одна я лежать не собираюсь, в постель отправлюсь только с тобой, — тут же отозвалась я, не подумав, как прозвучала моя фраза со стороны. Подняв голову, я встретилась с испуганными голубыми глазами Андрея. Лицо его выражало полнейшее смятение. Но мне стало так лень что-либо объяснять, что я просто вымученно закрыла глаза и зажмурилась.
— Сонь, я не думаю, что… — прокашлявшись, начал бубнить Андрей. — Я, конечно… Ты не подумай…
— Господи! Андрей, ну я не про постель тебе в смысле… «постели»! — голова начала болеть еще сильнее. — Я тебя позвала, чтобы ты меня спас от самоедства! Так что будь добр, жуй свою жесть с молоком, бери гитару и потрынькай мне что-нибудь мелодичное…
— Страдать в одиночестве я тебе не дам, Сонька! — как-то оживился Андрей, поняв, что я имела в виду. Мой друг всегда радовался, когда кто-то добровольно просил его сыграть. Поэтому, выпрямившись, он заорудовал ложкой быстрее, а вскоре встал из-за стола и, вымыв за собой тарелку, пошел в коридор.
— Ну ты идешь? Нет? — спросил он, заглянув в кухню.
Спустя минут двадцать, я уже мирно спала под тихую мелодию, которую наигрывал Андрей. Мне иногда казалось, что если он захочет, то может так просидеть сутками, пока пальцы не отвалятся. Но каждый раз, когда он останавливался, и музыка затихала, я невольно вздрагивала, просыпалась, открывала глаза, встречалась с легкой насмешкой друга, а потом, снова отключалась, погружаясь в жутковатые сновидения.
Сквозь гитарную мелодию ко мне пробивались голоса, наперебой говорившие что-то, постепенно злясь все сильнее и сильнее… Я закрывала лицо руками и только шептала «забери, забери…»
С трудом разлепив веки, я обнаружила перед собой обеспокоенное лицо Андрея и еще одно лицо какой-то пожилой женщины. Мне вдруг стало невообразимо холодно. Меня просто колотило, халат, промокший практически насквозь, спускался с плеча. Кто-то убрал с лица промокшие волосы, а потом повернул меня на бок. Я зачем-то попыталась сопротивляться, но выходило у меня очень вяло.
