. Сказанное не покажется невероятным, если мы воспринимаем идею о единой сфере Сознания-Бытия, о неразрушающейся во времени упорядоченности сверхприродных состояний.
Современное гуманитарное знание не слишком интересуется таким совпадением. Говорить о сверхприродном выглядит по меньшей мере странным на исходе Нового времени – эпохи чуть ли не обожествления науки, в секуляризованном мире, в котором к религии относятся, как к архаике, своеобразной культурной реликвии[135]. Что касается так называемого христианского мира, ныне он в целом секулярен (хотя, конечно, христианство кристаллизованно существует во всех институтах западного общества). В современном развитом мире религия находится далеко от центров общественной жизни. При этом просто неверующих больше, нежели воинствующих атеистов, подлинно же верующих – явное меньшинство. Та большая общность, которую мы по инерции называем иудео-христианской, во многом христианская только по происхождению. Поколения образованных европейцев Нового времени, воспитывавшихся в убеждении о всемогуществе науки, отождествляли христианскую мифологию с легендами и сказками.
Правда, в наше время, в эпоху духовного кризиса европейской цивилизации, в немалой степени обусловленного господством позитивизма, который противопоставляет религиозное знание о человеке современному научному знанию, всё больше умов обращается именно к общеевропейскому христианскому наследию, к его пониманию человека. Знание о сверхприродном сохраняет свою актуальность.
Прежде чем продолжить разговор о христианстве, нужно отметить следующее обстоятельство. Историческое христианство утверждает свою абсолютную истинность. Между тем время настоятельно требует межрелигиозного диалога и укрепления экуменического общения. С концепцией диалога цивилизаций сопоставление религий как «истинных» и «неистинных» несовместимо. Необходим подход, основанный на принципах глобальной этики. Говорить о диалоге с другими религиями можно только на уровне их глубины. Так, Бердяев, например, полагал, что «глубина христианской мистики встречается с глубиной мистики нехристианских религий. На поверхности нас разделяют доктрины и формы мышления, расовые психологии и формы церковной организации. В глубине мы соприкасаемся с самим Христом, а потому друг с другом»[136].
* * *
Историческому христианству не удалось сохранить тринитарную идею в качестве своего центра. Хотя церковь вела многовековую борьбу с ересями, так или иначе эту идею оспаривавшими, исторически сложившаяся вероисповедная практика приобрела характер культа, фактически ей противоположного. «Массы, – верно заметил Ж. Бодрийар, – приняли во внимание только его (Христа. –
