Других танцовщиц явно предупредили, прежде чем он появился.
Кто-то из них переодевался за ширмой, кто-то, не стесняясь его, делал это в открытую.
Он не смотрел. Он находился здесь не для этого.
Но он начинал понимать разницу между жизнью и работой.
Это было их пространство, и для некоторых из них оно было безопасным.
Для них это была работа, за счет которой они могли оплачивать счета.
Кроме этого, Мо особо не оглядывался, ему было наплевать, как выглядит раздевалка стриптизерш.
Он не понял, но Лотти оказалась перед ним.
Он автоматически напрягся всем телом, когда она положила свои маленькие ручки ему на грудь и толкнула изо всех сил.
Он не сдвинулся ни на дюйм.
Прежде чем он успел спросить, какого хрена, она уже кричала.
— Где ты был?
О, черт.
Он открыл рот, чтобы ответить, но она продолжала кричать:
— Я закончила выступление, искала тебя, но тебя там не было!
Точно.
Он почувствовал, что она напугана.
Но она этого не показывала.
Большая ошибка.
Он не должен был так поступать с ней.
Она не должна чувствовать то, что чувствовала.
Большая часть этого была не на нем.
Но он не должен был оставлять ее.
Никак не должен.
И это зависело от него.
Хуже всего было то, что он чувствовал себя плохо, не потому что она испугалась.
Он чувствовал себя плохо, потому что напугал Лотти, и не хотел, чтобы она чувствовала страх или что-то еще.
Он столько раз охранял людей, столько уже работал телохранителем, что сбился со счета.
Но в этот раз все было по-другому, это он тоже знал. Но чувство, которое он испытывал, зная, что спровоцировал ее страх, теперь он понял, что этот случай будет для него самой трудной задачей, нежели он раньше думал.
— Хоук хотел поговорить со мной, — сказал он. — Хорхе смотрел за тобой. По другую сторону сцены.
— Может Хоук поговорить с тобой после того, как ты мне скажешь, что тебе нужно отойти, чтобы Хоук мог поговорить с тобой? — спросила она.
— В следующий раз мы так и сделаем, — пробормотал он.
— Господи! — закричала она.
И тогда.
Бл*дь, ожил его худший страх (на данный момент).
Она неестественно повернулась, провела рукой по волосам, посмотрела в пол, в волнении зашагала по комнате и шепотом запричитала:
— Господи, Господи, Господи.
— Лотти.
Она остановилась к нему спиной, но подняла руку в его сторону, ладонью вверх, и приказала:
— Я сейчас возьму себя в руки.
Лучше бы она устроила истерику. Иногда людям нужно было выплеснуть накипевшие эмоции, выплакаться, закричать, чтобы они смогли собраться все, потом став сильнее.
