У нас не было особой сестринской любви и близости, но, не смотря на это, я понимала, что она единственная кровно-родная душа на всей планете Земля. Что захочет взамен ее свободы наш шеф — примерно понимала, и от этого тошнотворный ком поднимался к горлу.
На следующий день ехала на работу, покачиваясь от изнеможения. Переодевшись в униформу, посмотрела на свое отражение в зеркале. Вместо себя увидела персонаж из фильмов-ужасов: серое лицо, синяки под глазами, обескровленные губы.
Помимо всего, что мне предстояло пережить в тот день, очень болезненным осознанием проскакивала мысль, что все окружающие, узнав о Динке, будут в дальнейшем относиться ко мне иначе. Это своего рода психологический фактор, с которым ничего не сделать. Хочешь — не хочешь, а тень падет и на мою голову. Отныне и я буду восприниматься как меченная. Есть такие слова: «дурная кровь». И они полностью дают определение людскому предубеждению относительно других. Клеймо ставится без разбору.
День прошел обычно, если не считать мое состояние в целом и вполне себе человеческое желание девочек узнать все ли у меня в порядке. От их вопросов хотелось сбежать, что я и делала периодически, отлучаясь от работы без зазрения совести.
Чем ближе к вечеру — тем градус моего напряжения все сильнее и сильнее повышался, затапливая тело горечью и покалывая то тут то там. В полшестого мне позвонила секретарь, вызвав «на ковер», и я, как зомби отправилась в логово зверя.
Зашла. Молча села на указанный стул, глядя перед собой.
— Что вы от меня хотите?
— Добрый день, Саша.
— Он не добрый.
— Кому как. — Почувствовала усмешку в голосе.
— Зачем вы меня вызвали?
Он встал из-за своего места, и, обойдя стол, сел напротив. Потянулся, и, взяв меня пальцами за подбородок, заставил посмотреть на него.
— Ну что? Ты приняла решение?
— Смотря, о чем идет речь.
— Ты знаешь…
Я мотнула головой, освобождаясь. Хватит ли у него наглости сказать напрямую?
— Что вы хотите в обмен на то, что не станете подавать на Диану в суд?
— Тебя. — Ответил просто, и с иронией. Конечно. А разве были варианты?
— Скажите мне, а в чем смысл? — сощурила глаза. — Неужели это так приятно, принуждать женщину, чтобы видеть ее страх и отвращение?
Марк Янович явно не ожидал такого вопроса. Изменился в лице, сжал губы и процедил:
— Я, знаешь ли, привык к такому…
Мое сердце вдруг сжалось от… сочувствия, так как я не понаслышке знала, каково это — чувствовать себя ущербным. Вульф какое-то время молчал, думая. Потом сказал:
