— Неправильно! — вырвалось у летчика комсомольца Булыгина. — О зенитках мы должны знать все, и тогда наш экипаж первым пойдет бомбить их.
В разговор вступил штурман дивизии майор Василий Иванович Малыгин.
— Капитан Ковалец дело говорит. Без разведки «на себя» мы не можем в дальнейшем действовать успешно. Завтра полк летит бомбить переправу через реку Березину. В боевом распоряжении значится: переправа юго-восточнее города Борисова. Но этого мало для того, чтобы с ходу выйти на цель и метко сбросить по ней бомбы. Было бы неплохо сейчас же послать туда разведчика.
Майор Юспин — заместитель командира полка — внимательно слушал разговор офицеров. Тут же он спросил у штурмана майора Ларкина:
— Сколько потребуется времени для полета на разведку? Успеет ли подготовиться экипаж? — И, выслушав ответ, коротко приказал: — В разведку пойдет капитан Ковалец, а с ним... — Юспин посмотрел в мою сторону: — С ним полетит лейтенант Крылов. Он у нас еще с финской войны признанный разведчик-фотограф.
Признаться, в душе я был очень рад, что именно мне командир поручает лететь с Ковальцом и разведать переправу.
Пока я прокладывал на карте маршрут, производил расчеты, из вышестоящего штаба пришло разрешение на наш полет. По дороге на стоянку Василий Иванович Малыгин вдруг мягко и оживленно заговорил:
— А помнишь, Алексей, зиму сорокового года, полеты в лютый мороз? Цели-то в трудных условиях отыскивали, метко бомбили их и успевали фотографировать.
Да, мне хорошо запомнилась та суровая зима, особенно первый боевой вылет. В составе полковой группы, которую вел Малыгин, мы полетели на бомбардировку железнодорожного узла для уничтожения скопившихся там эшелонов. Накануне на предполетной подготовке Малыгин на карте и схемах показал нам всем цель, подходы к ней, видимость ее с высоты бомбометания. Заканчивая свои объяснения о цели, он предупредил:
— При резком ухудшении погоды — бомбить самостоятельно. На заснеженном ландшафте местности вы увидите «паука» — узел железных и наезженных шоссейных дорог.
После того как мы набрали высоту, погода стала ухудшаться. Видимость наземных ориентиров была слабой, и я остро почувствовал, что в сложных условиях еще не умею правильно следить за землей, за приборами, вести нужные измерения и вычисления, не могу и распределить свое внимание. Внизу мелькали узкие полоски дорог, замерзшие русла рек, похожие одно на другое. Все это мне казалось однообразным, трудно различимым. И только когда группа ближе подошла к заливу, я смог уточнить свои данные и поставить соответствующую отметку на карте.
