— Я умру в ближайший год. Да что ты можешь знать об этом?! — рявкнул он отворачиваясь к окну.
Я уже было открыла рот, чтобы сообщить, что я знаю «об этом», но вовремя остановилась.
— Ты прав, я об этом ничего не знаю, а если скажу, что была в похожей ситуации, то ты, скорее всего, мне не поверишь, — я собрала со стола посуду, выкинула ужин в ведро и ушла наверх, в свою комнату.
Его слова задели в моей душе то, о чем я старалась не думать.
Возможно он прав, и я действительно ничего не понимаю в том, что он чувствует, мне никто и никогда не выносил такой вот, отсроченный смертный приговор. И я понятия не имею как это- потерять половину себя. Но я тоже потеряла свой мир, и свой дом, и свою работу. Было до слез обидно от этих обвинений, потому, что я из кожи вон лезла и старалась, чтобы он не чувствовал себя заведомо обреченным.
Я забралась с ногами на кровать, обнимая и баюкая подушку. Мелкие перышки сквозь ткань покалывали руки и подбородок.
И хотя я тоже оказалась лишенной близких, любимой работы, но у меня есть надежда вернуться. Кроме того, даже если мне не получиться вернуться домой, я смогу жить здесь. Жить, а не умереть.
Из комнаты Яна раздались ругань звон и грохот, он что — то швырял.
Я зажмурившись уткнулась носом в подушку подавив в себе желание броситься посмотреть, что происходит у него в комнате. Пусть побуянит, адреналин выплеснет.
Через какое то время шум стих, я растянувшись на кровати поверх одеяла, задремала.
Все — таки тяжелый физический труд очень хорошо убирает дурь из головы, — решила я, перед тем как заснуть. Разбудил меня осторожный стук в дверь моей комнаты.
— Инга, — Ян просунул голову в приоткрытую дверь, — прости.
— Чего надобно? — не слишком вежливо спросила я, зевая, — ночь на дворе.
— Ты не могла бы мне ликапластырь дать? Я тут поранился, чуть-чуть.
Я вздохнула, и сползла с кровати. Суся открыл один глаз, зевнул показав розовый язык и ряд мелких белых зубов, повозился устраиваясь удобнее, закрыл глаз и снова безмятежно захрапел.
— Свет неси, с ночником не видно ничего, — буркнула, забираясь под кровать и доставая из рюкзака порядком опустевшую коробочку.
Ян тем временем сходил за лампой, прошел ко мне в комнату и зажег её от ночника стоящего на прикроватном столике.
— Ну садись, показывай зачем тебе лейкопластырь, — вздохнула я.
Ян послушно сел на стул и протянул мне руку.
Рукав рубашки был порван, под ним виднелась длинная глубокая ссадина, а кожа на костяшках была сильно ободрана.
