Развожу её ноги шире, устраиваясь между ними, и скольжу головкой напряжённого члена от клитора по половым губам и обратно. До сегодняшнего дня на моём счету не имелось ни одного честного её поцелуя. Каждый из тех, что я получил, был украден у неё, отнят. И только сегодня она подарила мне возможность целовать её, не чувствуя себя вором.
Нависаю над ней, вглядываясь в лицо. Заплаканные глаза блестят, но сейчас не от слёз. Она смотрит на меня, и я вижу в глубине её взгляда затаившийся страх. Это отголоски пережитого или новое чувство?
– Ты хочешь меня? – задаю ей вопрос, но в этот раз не для того, чтобы помучить. Хочу понять, что её толкнуло в мои объятия не отчаяние, хотя допускаю, что она ищет во мне утешение. Это ранит мою гордость, ущемляя чувство собственной невъебенности, однако дать задний ход я уже не в силах.
Теа обнимает меня за шею и целует в губы так, словно это единственное, что ей сейчас необходимо. Она кажется сейчас такой искренней, честной в своей непонятной для меня неопытности. Нарисованный за время пребывания в отцовском доме образ мачехи стирается словно ластиком, и она рисует его в моём воображении заново. Открытой, неискушённой девчонки.
– Больше всего на свете, – выдыхает она, и меня заполняет новое чувство. Я морщусь, потому что кажется, оно ослепляет своим сиянием меня изнутри, разрывая на куски от всепоглощающей нежности.
Я толкаюсь в неё членом и медленно проникаю, чувствуя, как стенки влагалища давят на меня. Она тугая, узкая, горячая и влажная.
– Медленнее, – останавливает меня, положив руку мне на грудь, а я понимаю, что держусь из последних сил. Крышу сносит от её жара, от жажды ею обладать. Это желание настолько разрушительное для меня, что сейчас я знаю определённо – я никогда и никого так не хотел. Но хуже всего, что во мне рождается страх, что я уже никого с такой же силой и не захочу.
«Она не девственница», – эта мысль пролетает в сознании и испаряется, принося с собой секундное разочарование, которое тут же исчезает. Плевать. Я вытесню из её сердца и мыслей любого мужика. Она должна быть только моей. Завтра же решу вопрос с её браком с моим отцом. Ноги её больше не будет в этом поганом доме.
По мере того как Теа привыкает к моим габаритам, движения становятся глубже и резче. Яростнее, агрессивнее. Что-то совершенно звериное пробуждается во мне, основанное на голых инстинктах. Оно нашёптывает мне сделать её своей без остатка, так чтобы у неё не было иного выбора. Только остаться со мной. Потому что, несмотря на её слова, мне кажется, что она может в любой момент испариться, а мне останется обнимать только воздух.
